Появление Вагантов на арене средневекового города в 11 веке тесно связано с несколькими социальными явлениями проявившимися именно в это время. В первую очередь меняется устройство университетов. Университеты были изъяты из-под власти местных светских и духовных властей, например в Париже начальником университета считался канцлер собора Парижской богоматери, но власть его была лишь номинальной. Университет состоял из низшего, самого многолюдного факультета семи благородных искусств и трех высших факультетов - богословского, медицинского и юридического; организация их напоминала ученый цех средневекового образца, в котором школяры были учениками, бакалавры - подмастерьями, а магистры семи искусств и доктора трех наук - мастерами. Такая корпоративная организация (подкрепляемая наличием землячеств и коллегий разного рода) крепко сплачивала этот сбродный люд в единое ученое сословие. Если ваганты раннего средневековья бродили по монастырям и епископствам в одиночку, каждый на свой риск, то теперь на любой большой дороге вагант ваганта узнавал как товарища по судьбе. "Школяры учатся благородным искусствам - в Париже, древним классикам - в Орлеане, судебным кодексам - в Болонье, медицинским припаркам - в Салерво, демонологии - в Толедо, а добрым нравам - нигде" - пишет монах Гелинанд в 12 веке. Помимо получения образования все представители этого сословия стремились занять хорошее, денежное рабочее место.
Странствующий образ жизни студентов не казался девиантным на фоне, развивающейся эпохи крестовых походов. Когда все население Западной Европы захватила идея освобождения Гроба Господня и других христианских святынь Палестины. Папа благословлял тех, кто собирался принять участие в походе, и всем обещал отпущение грехов. В городах и деревнях повсюду нашлись желающие идти воевать в Палестину. Кроме воинов-добровольцев, дороги Европы полнились самым разным бродячим людом, на фоне которого в первое время ваганты не очень выделялись.
Поскольку средневековое образование обязательно включало в себя религиозную составляющую, студентам априори предписывалось состоять к клирикальному сословию. Так как 12век - это еще и век грандиозного церковного спора в вокруг теорий и классиков, то есть античных писателей. С антиков, образцов, начиналось школьное образование, "теории" были целью, к которой оно, образование, вело. В истории этот спор был не первым и не последним. Оплотом "теоретиков" был Париж, оплотом классиков - Орлеан. Победа в итоге осталась за "новыми". "Суммы" Фомы Аквинского оказались эпохе нужнее, чем овидианство. Ваганты в этой борьбе были с побежденными, с классиками, потому и век их оказался ярким, но недолгим.
Бродячим поэтом не удавалось избежать конфликтов с официальной католической церковью. Нравственность и дисциплина этих бродячих клириков часто были крайне низки, также к настоящим клирикам примешивались мнимые - простые бродяги, которым было выгодно представляться духовными лицами, чтобы избегать налоговых повинностей, суда и расправы. Церковь старалась осуждать подобные явления. В монашеских уставах они упоминаются исключительно в негативном свете:
"Вырядившись монахами, они бродят повсюду, разнося свое продажное притворство, обходя целые провинции, никуда не посланы, никуда не присланы, нигде не пристав, нигде не осев... И все они попрошайничают, все они вымогают - то ли на свою дорогостоящую бедность, то ли за свою притворно вымышленную святость..." // Исидоровский устав
Более того, Исидоровский устав перечисляет шесть родов монахов: три рода истинных монахов - киновиты-общинники, анахореты-затворники и эремиты-пустынники - и три рода мнимых монахов - лжекиновиты, лжеанахореты и, наконец, "циркумцеллионы" ("бродящие вокруг келий"), о которых говорится: "вырядившись монахами, они бродят повсюду, разнося свое продажное притворство, обходя целые провинции, никуда не посланы, никуда не присланы, нигде не пристав, нигде не осев. Иные из них измышляют невиданное и свои слова выдают за божьи; иные торгуют мощами мучеников (только мучеников ли?); иные выхваляют чудодейственность своих одежд и колпаков, а простецы благоговеют; иные расхаживают нестрижеными, полагая, что в тонзуре меньше святости, чем в космах, так что, посмотрев на них, можно подумать, будто это древние Самуил, Илия и прочие, о ком сказано в Писании; иные присваивают себе сан, какого никогда не имели; иные выдумывают, будто в этих местах есть у них родители и родственники, к которым они и направляются; и все они попрошайничают, все они вымогают - то ли на свою дорогостоящую бедность, то ли за свою притворновымышленную святость. В 7 же веке Шалонский собор осуждает бродячих клириков, распевающих "низкие и срамные песни".
«При этом не надо думать, что вагантские бесчинства совершались только на больших дорогах да в кабаках. Как ни странно, возможность для них давали и общепринятые церковные праздники. Церковь хорошо понимала, что всякая строгость нуждается во временной разрядке, и под новый год, в пору общего народного веселья, устраивала праздник для своих младших чинов: послушников, школяров, певчих и т. д. Местом объединения этой церковной детворы был прежде всего церковный хор под управлением регента»
Всем своим образом жизни ваганты подрывали у народа уважение к духовному сану. К началу XIII в. церковь обращала на вагантов все более пристальное внимание: лишала их духовных званий, выдавала властям, то есть отправляла на виселицу. И, в общем, было за что. В связи с этим бродячие студенты пытаются объединиться в некое подобие бездомного монашеского ордена. Хотя эта попытка не увенчалась успехом ваганты, вагантами пишется программа, "Чин голиардский" Устав этакого бродяжьего братства ученых- эпикурейцев. Вот фрагменты этого стихотворного текста в переводе Льва Гинзбурга:
«Эй, - раздался светлый зов, -
началось веселье!
Поп, забудь про Часослов!
Прочь, монах, из кельи!"
Сам профессор, как школяр,
выбежал из класса,
ощутив священный жар
сладостного часа.
Будет нынче учрежден
наш союз вагантов
для людей любых племен,
званий и талантов.
Все - храбрец ты или трус,
олух или гений -
принимаются в союз
без ограничений.»
Мнимое братство вагантов было толерантным и многонациональным. Хотя по распространенному представлению, в него входили лишь немцы, французы, итальянцы и англичане, но вагантские источники говорят о более широком составе братства. В приведенном выше уставе можно найти строки
«Каждый добрый человек,-
сказано в Уставе,-
немец, турок или грек,
стать вагантом вправе.»
Важным аспектом существования вагантов в средевековом обществе является тесное соседство с трубадурами. Поэзия трубадуров зародилась одновременно с поэзией вагантов и жила с ней в неосспаримом взаимовлиянии. Поэзия северофранцузских труверов, по существу, была тоже творчеством клириков-латинистов, но переключившихся на обслуживание новоязычной рыцарской публики, поэзия немецких миннезингеров в сильнейшей степени опиралась на чувственную лирику вагантов в своей эволюции от изысканно-придворного к грубовато-сельскому стилю. Хотя, выстраивать такой ряд не совсем корректно: трубадуры и миннезингеры были профессиональными поэтами, и, говоря об их поэзии, историки литературы имеют в виду поэзию, созданную ими как авторами. Определение же "поэзия вагантов" обозначает литературные произведения, которые родились в среде вагантов, рассказывают об их жизни, выражают их взгляды и философию. Если трубадуры чуть не все известны нам поименно, то имен вагантов, напротив, мы почти не знаем, кроме лишь нескольких. Вот они.
Наиболее раннее и самое славное из вагантских имен – Тугон(Гуго) по прозвищу Примас (то есть Старейшина) Орлеанский Родился же он примерно в 1093 г., умер около 1160-го.
«Ложь и злоба миром правят.
Совесть душат, правду травят,
мертв закон, убита честь,
непотребных дел не счесть.
Заперты, закрыты двери
доброте, любви и вере.
Мудрость учит в наши дни:
укради и обмани!
Друг в беде бросает друга,
на супруга врет супруга,
и торгует братом брат.
Вот какой царит разврат!
"Выдь-ка, милый, на дорожку,
я тебе подставлю ножку", -
ухмыляется ханжа,
нож за пазухой держа.
Что за времечко такое!
Ни порядка, ни покоя,
и Господень Сын у нас
вновь распят, - в который раз!»
Другой поэт-вагант XII Вальтер Шатильонский, Учился в Парижском университете и Реймсе у Стефана из Бове (Стефана де Гарландии). В 1166 году переехал в Англию, где служил в канцелярии английского короля Генриха II Плантагенета; вступил в учёный кружок, в который входили архиепископ Томас Бекет и Иоанн Солсберийский. В 1170 г. переехал во Францию, где преподавал в Шатильоне-на-Марне.
Главное сочинение Вальтера - эпическая поэма в 10 книгах «Александреида» (конец 1170-х) о жизни и деяниях Александра Македонского, в основном, на материале Курция Руфа. В соответствии с антикизирующими представлениями того времени о высокой поэзии «Александреида» написана гекзаметрами. Имела громадный успех так же как и его вагантские стихи, хотя образ его жизни, для вагантов совсем не типичный.
Обличить намерен я лжи природу волчью:
часто, медом потчуя, нас питают желчью,
часто сердце медное златом прикрывают,
род ослиный львиную шкуру надевает.
С голубиной внешностью дух в разладе волчий:
губы в меде плавают, ум же полон желчи.
Не всегда-то сладостно то, что с медом схоже:
часто подлость кроется под атласной кожей.
Замыслы порочные скрыты речью нежной,
сердца грязь прикрашена мазью белоснежной.
Поражая голову, боль разит все тело;
корень высох - высохнуть и ветвям приспело.// Обличение Рима
Глава III
Архипиита Кельнский
Имя, Архипиита представляет известный псевдоним, возможно, иронический но возможно и следствие реального признания поэтических заслуг. Слово Архипиит происходит от древне-греческого – поэт поэтов. Настоящее имя этого поэта неизвестно. Ни из документов, ни из принадлежащих автору сочинений вычленить его не удается. М Гаспаров предполагает, что Архипиита по происхождению был немцем, но это лишь научная гипотеза.
Некоторые обстоятельства его жизни можно почерпнуть из произведения поэтов. В стихах Архипиита говорит о своём рыцарском происхождении и службе у Райнальда фон Дасселя Кёльнского и канцлера Фридриха Барбароссы и упоминает Салерно, где он, возможно, учился в университете. Принято считать, что он более светский человек, нежели иные ваганты.
До нашего времени дошло десять стихотворений Архипиита, написанных между 1159 и 1165 гг. Все стихотворения Архипиита обращены к Рейнальду (Регинальду) фон Дасселю.
«Архиканцеляриус,
славный муж совета,
Просвещенный истиной
божеского света,
Чья душа высокою
твердостью одета,
Ты чрезмерно многого
хочешь от поэта.
Выслушай, возвышенный,
робкие моленья,
Изъяви к просящему
ты благоволенье
И не заставляй меня,
внявши повеленью,
Гнуть под тяжкой ношею
слабые колени.»
Наиболее известное стихотворение -"Исповедь...", по всей вероятности, написано в 1163 г. Считается, что оно продолжает традицию исповеди заложенную Августином хотя, и прониза характерными для вагантской поэзии сатирическими и гедонистическими мотивами.
«С чувством жгучего стыда
я, чей грех безмерен,
покаяние свое
огласить намерен.
Был я молод, был я глуп,
был я легковерен,
в наслаждениях мирских
часто неумерен.
Человеку нужен дом,
словно камень прочный,
а меня судьба несла,
что ручей проточный,
влек меня бродяжий дух,
вольный дух порочный,
гнал, как гонит ураган
листик одиночный <...>
Я унылую тоску
ненавидел сроду,
но зато предпочитал
радость и свободу
и Венере был готов
жизнь отдать в угоду,
потому что для меня
девки - слаще меду!»
Высокую оценку этому произведению дал Якоб Гримм, отмечавший ни с чем не сравнимую "свободу и благозвучие языка, беспредельную мощь рифмы" На русский язык стихи Архипииты переводили О. Румер, Л. Гинзбург и М. Гаспаров.
Заключение
До сих пор среди историков и литературоведов нет единого мнения о том, кого следует называть вагантами и как определить их сообщество.
В настоящее время вагантами называют поэтов особого литературного направления средневековой европейской поэзии. Их поэзию ставят в один ряд с поэзией трубадуров - старопровансальских рыцарских поэтов и поэзией миннезингеров - немецких поэтов, принадлежавших как к рыцарскому, так и к бюргерскому сословию. Но все же, всем научным сообществом признается их самобытность.
Библиография.
1. Carmina Burana, hrsg. v. Schmeller (Bibliothek des liter. Vereins in Stuttgart, B. 16) Du Méril, Poésies populaires. M. 2009
II. Литература
1. «Словарь античности» (нем. Lexikon der Antike) Лейпцигский Библиографический институт. Перевод М. Прогресс. 2002
2. Зарубежная литература средних веков. М. 1974
3. История всемирной литературы: В 8 томах М. Т. 3 1994.
4. Литературная энциклопедия: В 11 т. - М. 1929-1939. Т. 4
5. Матерова Е. В. Поэзия вагантов: генезис и жанры М. 2007
6. Пуришев Б. И. Хрестоматия по западноевропейской литературе XVII века Л.1940; 2-е изд. 1949
М. Л. Гаспаров, Поэзия вагантов М. 1975
Лирика вагантов в переводах Льва Гинзбурга. М., 1970.
М. Л. Гаспаров, Поэзия вагантов М. 1975
История всемирной литературы: В 8 томах Т. 3 М. 1983-1994.
Лирика вагантов в переводах Льва Гинзбурга. М., 1970.
М. Л. Гаспаров, Поэзия вагантов М. 1975
ГОЛИАРД – от лат. gula, "глотка", от него могло происходить слово guliart, "обжора", в одном документе XII в. упоминается человек с таким прозвищем. Но кроме того, оно ассоциировалось с именем библейского великана Голиафа. Самоназвание вагантов, возможно взятое из фразы Седулия Скотта "Голиафово племя".
Зарубежная литература средних веков. М. 1974, стр. 40-42.
ВАГАНТЫ
ВАГАНТЫ (от clerici vagantes), иначе голиарды, вероятно от провансальского gualiador - «шутник», «мистификатор», или же родственно с франц. gaillard - «малый» (молодой человек) - средневековая (XI-XIV вв.) зап.-европейская корпорация «бродячих людей», способных к сочинительству и к исполнению песен или, реже, прозаических произведений. В этом широком употреблении слова в понятие В. войдут такие социально разнородные и неопределенные группы, как французские жонглеры (jongleur, jogleor - от латинского joculator - «шутник» (см.)), немецкие шпильманы (Spilman (см.)), английские менестрели (minstral - от латинского ministerialis - «слуга» (см.)) и т. д. Однако обычно слово В. употребляется в более узком смысле для обозначения бродячих поэтов, пользовавшихся в своем творчестве исключительно, или во всяким случае преимущественно, латинским яз. - международным сословным яз. духовенства. Первыми В. и были клерики, жившие вне своего прихода или вообще не занимавшие определенной церковной должности; современем В. стали пополняться школьными студенческими товариществами, переходившими из одного университета в другой. В этом смысле слова В. представляет социально довольно четко очерченную группу - деклассированных представителей духовного сословия, в высших своих слоях еще соприкасающихся с духовенством, в низших - смешивающихся с преступным люмпенпролетариатом. Лишь позднее - уже в эпоху ослабления собственно поэзии В. - в эту группу начинают вливаться деклассированные элементы других сословий, в частности, городского.
Социальным составом этой группы определяются и формы и содержание поэзии В. В формах своей лирической и дидактической поэзии В. тесно связаны с ученой латинской поэзией каролингской эпохи, в которой в разрозненном виде представлены все элементы вагантской формы (тоническое стихосложение, рифмы, лексика, образы и стилистические украшения), а через нее - с латинской поэзией раннего христианства и античного мира.Для любовной лирики В. особенно велико значение Овидия («Ars amatoria» и др. произведения). Влияние античной поэзии сказывается не только в мифологических аксессуарах (Венера, амур, купидоны, иногда даже нимфы и сатиры), к-рыми В. любят украшать свои произведения, и в именах действующих лиц (Флора, Филлида и т. п.), но и в концепции любви и образе возлюбленной, совершенно лишенных столь типичных для куртуазной лирики реминисценций феодальных отношений (куртуазное служение даме) и проникнутых чисто земной радостью плотского наслаждения; характерно, что описание нагого тела (интересна мотивировка в одной из песен - подсмотренное купанье) более свойственно вагантской поэзии, чем лирике трубадуров и миннезингеров (ср. ст. «Вальтер фон дер Фогельвейде»). Отголоском ученой поэзии является склонность В. к формам диалогического обсуждения казуистики любви (conflictus, certamen). Можно установить реминисценции античной поэзии и в описаниях и символике природы у В., которые по яркости красок часто превосходят весенние зачины куртуазной лирики; с другой стороны, в символике природы у В. много совпадений с народной песней, бесспорно влиявшей на их поэзию. С мотивами любви в лирике В. соприкасается мотив вина и пьянства; из жанра застольных песен В. впоследствии сложились многочисленные студенческие песни: «Meum est propositum» (соч. «Архипииты» XII в.), «Gaudeamus igitur», и др.
Классовая принадлежность В., направленность их интересов выступает особенно четко в их сатире. Здесь с поразительной яркостью отражаются внутрисословные группировки и внутрисословная борьба духовенства; В. в этой борьбе выступают защитниками интересов низшего духовенства и обличителями высшего, поборниками национальной церкви и врагами римской централизации. В этом отношении их интересы совпадают с интересами националистически настроенных феодальных князей и отчасти городского сословия торговых городов. Однако ошибкой было бы видеть в выпадах В. против корыстолюбия и развращенности духовенства отражение настроений буржуазии (еще не оформившейся в ту эпоху), - последняя выступает в защиту своих классовых интересов значительно позже. Формально В. используют в своей сатире элементы религиозной литературы, - они пародируют ее основные формы (видение, гимн, секвенция и т. д.), доходят до пародирования литургии(«Missa gulonis») и Евангелия («Evangelium secundum Marcam argentis»). В своей связи с античной поэзией В. - предвестники Ренессанса. Творчество В. анонимно, однако все же известны некоторые авторы: Готье из Лилля - он же Вальтер Шатильонский (вторая половина XII в.), написавший «Contra ecclesiasticos juxta visionem apocalypsis»; Примас Орлеанский (нач. XII в.); немецкий В., известный под своим прозвищем «Архипииты» (Archipoeta, вторая половина XII в.), и немногие др. Деклассированный элемент, В. все время своего существования подвергаются преследованиям церкви и государства; в XVI в. они, сближаясь с бродячими же профессионалами-жонглерами - «joculatores», - совершенно отождествляются с так наз. «vagabundi» (сбродом). На юге (кроме Италии, где ваганты засвидетельствованы) и на востоке Европы имели место только запоздалые зачатки движения вагантов. Библиография:I. Издания важнейших текстов: Carmina Burana, hrsg. v. Schmeller (Bibliothek des liter. Vereins in Stuttgart, B. 16); Du Meril, Poesies populaires du M.-Age; Wright Th., Latin poems commonly attributed to Walter Mapes; Carmina cantabrigiensia, hrsg. v. Strecker (Monumenta Germaniae, Berlin, 1926); Gedichte Walters von Chatillon, hrsg. v. Strecker, Berlin, 1925; Archipoeta, Gedichte, hrsg. v. Manitius, Munchen, 1913; Lehmann, Parodistische Texte des Mittelalters, Munchen; Die Oxforder Gedichte des Primas, hrsg. v. W. Meyer (Nachrichten der Gotting. Gesellsch. d. Wiss., 1907).
II. Hubatsch, Die lateinischen Vagantenlieder des Mittelalters, Gorl., 1870; Bartoli A., Levoluzione del Rinascimento, 1875; Spiegel N., Gelehrtenproletariat und Gaunertum, 1902; Lehmann, Die Parodie im Mittelalter, Munchen, 1922; Jarcho В., Die Vorlaufer des Golias («Speculum», октябрь, 1928).
Литературная энциклопедия. - В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература .Под редакцией В. М. Фриче, А. В. Луначарского. 1929-1939 .
Поэзия вагантов. Кто такие ваганты?
-
Одно из самых популярных стихотворений вагантов.ПРОЩАНИЕ СО ШВАБИЕЙ
Во французской стороне,
на чужой планете,
предстоит учиться мне
в университете.
До чего тоскую я
не сказать словами.. .
Плачьте ж, милые друзья,
горькими слезами!
На прощание пожмем
мы друг другу руки,
и покинет отчий дом
мученик науки.
Вот стою, держу весло
через миг отчалю.
Сердце бедное свело
скорбью и печалью.
Тихо плещется вода,
голубая лента.. .
Вспоминайте иногда
вашего студента.
Много зим и много лет
прожили мы вместе,
сохранив святой обет
верности и чести.
Слезы брызнули из глаз.. .
Как слезам не литься?
Стану я за всех за вас
господу молиться,
чтобы милостивый бог
силой высшей власти
вас лелеял и берег
от любой напасти,
как своих детей отец
нежит да голубит,
как пастух своих овец
стережет и любит.
Ну, так будьте же всегда
живы и здоровы!
Верю: день придет, когда
свидимся мы снова.
Всех вас вместе соберу,
если на чужбине
я случайно не помру
от своей латыни,
если не сведут с ума
римляне и греки,
сочинившие тома
для библиотеки,
если те профессора,
что студентов учат,
горемыку школяра
насмерть не замучат,
если насмерть не упьюсь
на хмельной пирушке,
обязательно вернусь
к вам, друзья, подружки!
Вот и вс! Прости-прощай,
разлюбезный швабский край!
Захотел твой житель
увидать науки свет!. .
Здравствуй, университет,
мудрости обитель!
Здравствуй, разума чертог!
Пусть вступлю на твой порог
с видом удрученным,
но пройдет ученья срок,
стану сам ученым.
Мыслью сделаюсь крылат
в гордых этих стенах,
чтоб отрыть заветный клад
знаний драгоценных! - Средневековые бродячие студенты. Или как тогда говорили - школяры
- Ваганты - (согласно Википедии) - бродячие люди в Средние века (XIXIV века) в Западной Европе, способные к сочинительству и к исполнению песен или, реже, прозаических произведений.
Одно из самых популярных стихотворений вагантов. - CARMINA BURANA
Колесо фортуны одна из миниатюр рукописи Carmina Burana
Carmina Burana (Ка#769;рмина Бура#769;на) , также известен как Кодекс Буранус, Codex Buranus иллюминированный манускрипт, представляющий собой рукописный поэтический сборник. В настоящее время находится в Мюнхене. Название манускрипта на латыни означает Песни Бойерна (средневековый монастырь Beuern, ныне в Бенедиктбойерне, Бавария, где рукопись была найдена в 1803 г.) .
Это крупнейший известный сборник поэзии вагантов, или голиардов, средневековых странствующих поэтов. Составлен в Южной Германии в XIII веке, насчитывает 315 текстов различного объма.
Большинство стихотворений на латинском языке, некоторые на диалекте средненемецкого, со вставками cтарофранцузского. В то время латинский был языком межнационального общения для путешествующих школяров, университетов и теологов во всей Западной Европе, однако распространение успели получить уже и аналогичные стихи на национальных языках, а также макароническая поэзия, где чередуются латинские и немецкие (старофранцузские) строчки. В сборник входят сочинения нескольких поэтов, таких, как Петер из Блуа, Вальтер Шатильонский, Филипп Канцлер, а также анонимный поэт, вошедший в историю как Архипиита.
Состав сборника:
Песни назидательные и сатирические (Carmina moralia et satirica)
Песни любовные (Carmina amatoria)
Песни застольные (Carmina potoria, букв. Песни во время выпивки; шуточное Богослужение игроков)
Театрализованные паралитургические представления (Ludi, букв. игры)
Дополнения (Supplementum; песни на немецком языке; литургические драмы и др.)
Тексты еще одной части (Carmina ecclesiastica, церковные песни) не сохранились.Современное использование мотивов
В 1935 году немецкий композитор Карл Орф положил 24 стихотворения на собственную музыку, также названную Carmina Burana. Самый известный отрывок О, Фортуна исполнялся и исполняется до сих пор различными музыкантами. Так же на стихи Carmina Burana писали музыку и создавали концептуальные альбомы такие группы фолк и фолк-метал направления, как Corvus Corax, Saltatio Mortis, Djembe, Drolls, Wolfmare, In Extremo, Tanzwut, Folk Stone, Irdorath, Faun и многие другие, а песня In taberna стала одной из самых популярных среди современных групп, играющих средневековую народную музыку.
Популярная песня Во французской стороне (Прощание со Швабией) является вольным переводом песни вагантов Hospita in Gallia из сборника Carmina Burana (автор перевода Лев Гинзбург, музыка Давида Тухманова)
О ФОРТУНА
(пер. М. Гаспарова)О Фортуна,
Лик твой лунный
Вечно изменяется:
Прибывает,
Убывает,
Дня не сохраняется.
То ты злая,
То благая
Прихотливой волею;
И вельможных,
И ничтожных
Ты меняешь долею.Мощным лтом
По высотам
Колесо катящая,
Неминучесть,
Нашу участь
Так и сяк вертящая,
Жил я славно,
Но злонравно
Ты меня покинула:
Скрылось благо,
Тело наго,
Вся отрада минула.Случай правит,
Случай травит
Нас с жестокой страстию:
В твоей власти
Наше счастье
И в твоей несчастие.
Гряньте в струны
Песнь Фортуны,
В лад со мною сетуя
Все, что ложно,
Ненадежно,
Слейте с песней этою! - (от лат. vagari странствовать, бродяжничать) собственно "перехожие люди", а в специальном значении "странствующие студенты" (vagi scholares), составлявшие, с XI века, вплоть до Революции, как бы особое подвижное сословие или братство во Франции, Германии, Англии и, отчасти, в Италии.
Подчиняясь общему духу времени, вызвавшему такие массовые передвижения, как Крестовые походы, а с другой стороны побуждаемые жаждой знания, средневековые студенты уже рано стали переходить целыми группами из одного города в другой, где процветало изучение той или иной отрасли наук, как, например, богословия в Париже, права в Болонье, медицины в Салерно.
В то же время они были создателями и исключительными носителями особого рода литературы. В качестве представителей школьной науки, они приняли за орган этой литературы единственно латинский язык, а формой для произведений их творчества были рифмованные стихи, по образцу латинских церковных гимнов, с которыми у них много общего как по употреблявшимся в тех и других чисто шаблонным образам, речениям и оборотам, так и по разнообразию основанных на тоническом ударении метров.
Но по содержанию поэзия вагантов не имела ничего общего с духовными гимнами и прочей назидательной церковной литературой. Ваганты или иначе "голиарды" (от имени признанного ими своим патроном библейского исполина Голиафа, Golias, по одним, или, по другому объяснению, от провансальского gualiador, морочащий других, кличка, данная им чернью за их непонятную для последней латинскую речь) , являются в своих бесчисленных песнях, в известном смысле, провозвестниками возрождения, так как в них выражается беззаветно жизнерадостное, в духе столь знакомых им по школе античных поэтов, воззрение на жизнь и природу.
Эта "поэзия голиардов" заключается по преимуществу в песнях застольных (из них-то и выделилось со временем знаменитое "Gaudeamus igitur") и любовных, доходящих иногда до крайнего натурализма, но также и дышащих всей полнотой молодых сил и восторженным чувством красот природы.
Поэзия Вагантов
Во французской стороне, на чужой планете, предстоит учиться мне в университете. До чего тоскую я - не сказать словами... Плачьте ж, милые друзья, горькими слезами! На прощание пожмем мы друг другу руки, и покинет отчий дом мученик науки. Вот стою, держу весло - через миг отчалю. Сердце бедное свело скорбью и печалью. Тихо плещется вода, голубая лента... Вспоминайте иногда вашего студента. Много зим и много лет прожили мы вместе, сохранив святой обет верности и чести. Слезы брызнули из глаз... Как слезам не литься? Стану я за всех за вас Господу молиться, чтобы милостивый Бог силой высшей власти вас лелеял и берег от любой напасти, как своих детей отец нежит да голубит, как пастух своих овец стережет и любит. Ну, так будьте же всегда живы и здоровы! Верю, день придет, когда свидимся мы снова. Всех вас вместе соберу, если на чужбине я случайно не помру от своей латыни, если не сведут с ума римляне и греки, сочинившие тома для библиотеки, если те профессора, что студентов учат, горемыку школяра насмерть не замучат, если насмерть не упьюсь на хмельной пирушке, обязательно вернусь к вам, друзья, подружки! Вот и всё! Прости-прощай, разлюбезный швабский край! Захотел твой житель увидать науки свет!.. Здравствуй, университет, мудрости обитель! Здравствуй, разума чертог! Пусть вступлю на твой порог с видом удрученным, но пройдет ученья срок, - стану сам ученым. Мыслью сделаюсь крылат в гордых этих стенах, чтоб отрыть заветный клад знаний драгоценных! (Здесь и далее пер. Л. Гинзбурга)
Поэзию вагантов, как и всё европейское Средневековье в целом, открыли для Нового времени романтики. Но открытие это было отнюдь не единовременным, а долгим и сложным процессом, чуть не полвека длящимся, ведь между куртуазным стилем и мужицкой музой, кабацким разгулом вагантов - настоящая пропасть.
Кто же они такие, ваганты? Это слово переводится на русский как "бродяги". И это на самом деле так. Ваганты - бродячие клирики, школяры, попрошайки, распутники и бедолаги, недоучившиеся или переучившиеся теологи. Самое точное для них зеркало, отражающее внешний вид, - гоголевский Хома Брут, с той лишь разницей, что этот европейский Хома XII-XIII вв. от природы должен был быть наделен недюжинным поэтическим даром и знать латынь в совершенстве, настолько чтобы совершать в ее лоне открытия и творческие подвиги.
Причина появления на дорогах Европы целой толпы бродячих певцов, в сущности, весьма проста. В XII в. происходят коренные экономические преобразования: появляется класс купцов, духовная интеллигенция в изумлении останавливается перед собственным перепроизводством и т.п. То есть клириков Томасов (Фома - Томас - Том - это одно имя в разных вариантах произношения), не окончивших высшего церковного образования ("Во французской стороне" - читай в Сорбонне) или окончивших, но не нашедших практического ему применения становилось все больше и больше, так что в поисках пропитания студиозусам приходилось выходить на большую дорогу...
Как и у всей средневековой культуры, у латинской средневековой поэзии было два корня: один - в античности, другой - в христианстве. И обе основные темы поэзии вагантов: гневное обличение вышестоящих и чувственная любовь в пику трубадурской любви возвышенной - имели свои прообразы в том и другом источниках.
Источник обличительной темы - ветхозаветные пророки и крупнейший римский сатирик Ювенал; источники любовной темы - "Песнь песней" и ранний Овидий.
Как вы помните, "Песнь песней" в христианстве трактовалась аллегорически - как брак Христа с церковью, и такое толкование открывало едва ли не магистральный путь эротике в литературе Средневековья. Что же касается Овидия, то... XII век по праву носит условное наименование "Овидианского Возрождения": его изучали в школах, ему подражали, стихи его были настолько популярны, что, например, арагонский король, цитируя, как ему казалось, Библию ("Важно завоевать, но сберечь - не менее важно"), на самом деле цитирует Овидия. Дело в том, что Овидий почитался почти что Богом Поэзии.
Действительно, сколько же у него ипостасей: моралист "Лекарства от любви", распутник ранних едва ли не порнографических элегий, мудрец в поздних поэмах...
Но молодости свойственно не думать о старости, и в Средневековье, в поэзии вагантов, Овидий - певец любви, учитель любви, и как всякий талантливый ученик, вагант стремился перещеголять учителя. И, на самом деле, перещеголял, оставив скромного по современным меркам эротики римского поэта далеко позади. Вот только вопрос: превзошел ли он старого автора в области поэтического совершенства?..
Во всяком случае, самый главный порнограф литературной классики маркиз де Сад не столь уж далеко ушел от средневековых бродяг - вагантов, если вспомнить такие, например, строки, как стихи Серлона Вильтонского:
Предан Венере Назон, но я еще более предан, Предан Корнелий Галл - все-таки преданней я. Галл воспел Ликориду, Назон пылал по Коринне - Я же по каждой горю... Хватит ли духу на всех?
Сообразите: эти стихи сочинены и оглашены были в XII веке, однако никакого церковного преследования за безнравственность Серлон на себя не навлек. Очевидно, что современники отлично понимали, что такое литературная условность.
Вот таким образом, на скрещении христианской и античной традиций и родилась средневековая латинская лирика. Один ее полюс панегирический, - воспевается, как у трубадуров, Прекрасная Дама. И поэты поют осанны знатным дамам, дабы те, восхитившись их дарованиями, подарили им что-нибудь, причем постель из этого "что-нибудь" отнюдь не главное, лучше если Дама подарит им теплый плащ или ризу. Так, овидианец луарской школы Бальдерик Бургейльский пишет:
Верь, я хочу, чтоб ты верила мне, и верил читатель: В сердце питаю к тебе я не порочную страсть. Девственность чту я твою, да живет она долгие годы <...> Нет, да будет свята дружба в устах и сердцах. Будьте едины, тела, но будьте раздельны, постели; Будь шутливо, перо, но целомудренна, жизнь.
Здесь и есть начало той концепции платонической любви-служения, которая легла в основу куртуазной поэзии: образованные клирики были учителями зачастую не слишком ученых рыцарей. Носителями этой, высшей линии латинской светской поэзии были социальные верхи духовенства, ну а низы... Низы сочетали Овидия, "Песнь песней" и песню народную.
Начало ее восходит к IX в. - веку расцвета монастырской культуры в Европе. Монастыри, унаследовав от эпохи "каролингского возрождения" вкус к книжной латинской культуре, не унаследовали презрения к "мужицкой грубости" народной культуры.
Именно здесь на протяжении веков зачинаются и создаются жанры, воспевающие "славное винопитие" или "утреннюю зарю" (прообраз трубадурской "альбы").
Наконец, предшественниками вагантов были и ирландские монахи, скитавшиеся по дорогам Европы после норманнского завоевания Британии.
Сборник "Кембриджских песен", относящийся к XI в., составлен в Лотарингии и включает в себя 50 стихотворений. Основную часть этих песен мы бы сейчас определили как пародии на религиозные гимны. Вот лишь один пример пародируемого. Автор - Венанций Фортунат, VI в.:
Знамена веют царские, Вершится тайна крестная: Созатель плоти плоть приял - И предан на мучения. Пронзили тело гвоздия, Прибили к древу крестному: Спасенья ради нашего Здесь жертва закалается!
Подражание-пародия из "Кембриджских песен":
Приди, подружка милая, Приди, моя желанная: Тебя ждет ложница моя, Где все есть для веселия. Ковры повсюду постланы, Сиденья приготовлены, Цветы везде рассыпаны, С травой душистой смешаны.
Или: Ноткер Заика, IX в.:
Возрадуйся, Матерь Божия, Над коею вместо повивательниц Ангелы Божьи Пели славу Господу в вышних! - Помилуй, Иисусе Господи, Приявший сей образ человеческий, Нас, многогрешных, За которых принял Ты муки... "Кембриджские песни": Послушайте, люди добрые, Забавное приключение, Как некий шваб был женщиной, А после швабом женщина Обмануты. Из Констанца шваб помянутый В заморские отплывал края На корабле с товарами, Оставив здесь жену свою, Распутницу...
Именно любовная тематика - главное новшество этого сборника.
Но то, что в XI в. и ранее робко зачиналось в монастырях, в XII в. - веке крестовых походов и коммунальных революций выходит на улицу. Здесь и начинается собственно вагантская поэзия.
Слово "бродяга" звучит предосудительно и сейчас, а в те времена - тем паче. Крестьянин состоял при своем наделе, рыцарь - при замке, священник - при приходе и монах - при монастыре. При дороге состояли разбойники, ну еще паломники - временно. В XII же веке, кроме паломников и разбойников, на дороги вышло купечество, за ним и те клирики, что были и паломниками, и бродягами в одном лице - ваганты, то есть безместные духовные лица, вынужденные скитаться из города в город, из страны в страну, из монастыря в монастырь. Это было своего рода братство без роду-племени, общавшееся на латыни, которую образованные люди знали в любой стране и которая как раз и отличала образованных от быдла, выделяя их в особую касту.
Церковь их, в общем-то, не жаловала. В монашеских уставах о них говорится с негодованием, порой доходящим до вдохновения:
"Вырядившись монахами, они бродят повсюду, разнося свое продажное притворство, обходя целые провинции, никуда не посланы, никуда не присланы, нигде не пристав, нигде не осев... И все они попрошайничают, все они вымогают - то ли на свою дорогостоящую бедность, то ли за свою притворновымышленную святость..." (Исидоровский устав)
Но в XII в. уже требуются образованные люди и притом в большом количестве - расцветает торговля, ремесла, загрубелые феодалы начинают чувствовать вкус к изящному быту и "вежественному" обхождению. Появляются собственно сословия рыцарское и бюргерское.
Более того, создаются школы и университеты, по которым, кстати, часто путешествуют эти самые ваганты, собирая знания, подобно тому, как пчелы собирают нектар, ибо в одном городе процветает медицина, в другом - философия, в третьем - юриспруденция и т.д.
К примеру, когда Пьер Абеляр покинул Нотр-Дам де Пари и стал читать лекции то тут, то там по парижским окрестностям, вкруг него собирались и ходили за ним толпы молодежи.
Цель всех этих молодых бродяг была одна - занять хорошее, выгодное место. XII в. дал множество клириков и прочих людей умственного труда, что обусловило их перепроизводство. Грамотеи почувствовали себя изгоями. Вот и пошли они по дорогам, попрошайничая да и шаля частенько.
XII в. - это еще и век великого спора вокруг теорий и классиков, то есть античных писателей. С антиков, образцов, начиналось школьное образование, "теории" были целью, к которой оно, образование, вело. В истории этот спор был не первым и не последним. Оплотом "теоретиков" был Париж, оплотом классиков - Орлеан. Победа в итоге осталась за "новыми". "Суммы" Фомы Аквинского оказались эпохе нужнее, чем орлеанское овидианство. Ваганты в этой борьбе были с побежденными, с классиками, потому и век их оказался ярким, но недолгим.
Итак, ваганты - ученый, буйный народ, приспособленный для оседлого труда не более, чем птица небесная. Для церкви же таковое положение было не менее серьезным: из невежественных они, ваганты, стали умствующими, из пестрых и разномастных бродяг стали дружными и легко находящими между собой общий студенческий язык. Всей своей жизнью ваганты подрывали у народа уважение к духовному сану. Да и стишки их нет-нет да и рассказывали, к примеру, о том, как королева Бланка Кастильская блудила с папским легатом.
К началу XIII в. церковь обрашила на вагантов сокрушительные удары: лишала их духовных званий, выдавала властям, то есть отправляла на виселицу. И, в общем, было за что.
Ваганты сами называли себя голиардами. Это двусмысленное словцо расшифровывается как gula - от романского "глотка" (guliart - обжора) да плюс от библейского Голиафа, того, что убит был Давидом. А имя Голиафа в средние века было ходовым ругательством, бой же Давида с Голиафом трактовался как противоборство Христа с сатаною, посему выражение "голиафовы дети" означает "чертовы слуги".
В Англии, где (и как раз поэтому) вагантов не было, родился даже миф об их прародителе, гуляке и стихотворце Голиафе, который "съедал за одну ночь больше, чем св. Мартин за всю жизнь".
Что оставалось делать вагантам, как не объединяться в некое подобие монашеского ордена, коих уже расплодилось в Европе предостаточно. Нет, конечно, никакого ордена ваганты не создали, зато написали его программу, "Чин голиардский", устав этакого бродяжьего братства ученых- эпикурейцев. Вот фрагменты этого замечательного стихотворного текста в переводе Льва Гинзбурга:
"Эй, - раздался светлый зов, - началось веселье! Поп, забудь про Часослов! Прочь, монах, из кельи!" Сам профессор, как школяр, выбежал из класса, ощутив священный жар сладостного часа. Будет нынче учрежден наш союз вагантов для людей любых племен, званий и талантов. Все - храбрец ты или трус, олух или гений - принимаются в союз без ограничений. "Каждый добрый человек, - сказано в Уставе, - немец, турок или грек, стать вагантом вправе". Признаешь ли ты Христа, это нам не важно, лишь была б душа чиста, сердце не продажно <...> Милосердье - наш закон для слепых и зрячих, для сиятельных персон и шутов бродячих, для калек и для сирот, тех, что в день дождливый палкой гонит от ворот поп христолюбивый; для отцветших стариков, для юнцов цветущих, для богатых мужиков и для неимущих, для судейских и воров, проклятых веками, для седых профессоров с их учениками, для пропойц и забулдыг, дрыхнущих в канавах, для творцов заумных книг, правых и неправых, для горбатых и прямых, сильных и убогих, для безногих и хромых и для быстроногих. Для молящихся глупцов с их дурацкой верой, для пропащих молодцов, тронутых Венерой, для попов и прихожан, для детей и старцев, для венгерцев и славян, швабов и баварцев <...> Верен Богу наш союз, без богослужений с сердца сбрасывая груз тьмы и унижений. Хочешь к всенощной пойти, чтоб спастись от скверны? Но при этом по пути не минуй таверны. Свечи яркие горят, дуют музыканты: то свершают свой обряд вольные ваганты. Стены ходят ходуном, пробки - вон из бочек! Хорошо запить вином лакомый кусочек! <...> К тем, кто бос, и к тем, кто гол, будем благосклонны: на двоих - один камзол, даже панталоны! Но какая благодать, не жалея денег, другу милому отдать свой последний пфенниг! Пусть пропьет и пусть проест, пусть продует в кости! Воспретил наш манифест проявленья злости. В сотни дружеских сердец верность мы вселяем, ибо козлищ от овец мы не отделяем.
Итак, они пришли почти вместе: аристократическая поэзия трубадуров и плебейская, хоть и на латыни, поэзия вагантов. Если трубадуры чуть не все известны нам поименно, то имен вагантов, напротив, мы почти не знаем, кроме лишь нескольких. Вот они.
Наиболее раннее и самое славное из вагантских имен - Тугон по прозвищу Примас (то есть Старейшина) Орлеанский. Еще Боккаччо в "Декамероне" упоминает бродячего певца "Примассо", сообщает о нем и Хроника Ришара из Пуатье. Стихи Примаса весьма автобиографичны. Он единственный из вагантов, кто честно изображает свою любовницу не условной красоткой, а прозаичнейшей городской блудницей. Где он только не бывал, кого только не оскорбил своими стихами. Родился же он примерно в 1093 г., умер около 1160-го.
Вот два его стихотворения. Стареющий вагант
Был я молод, был я знатен, был я девушкам приятен, был силен, что твой Ахилл, а теперь я стар и хил. Был богатым, стал я нищим, стал весь мир моим жилищем, горбясь, по миру брожу, весь от холода дрожу. Хворь в дугу меня согнула, смерть мне в очи заглянула. Плащ изодран. Голод лют. Ни черта не подают. Люди волки, люди звери... Я, возросший на Гомере, я, былой избранник муз, волочу проклятья груз. Зренье чахнет, дух мой слабнет, тело немощное зябнет, еле теплится душа, а в кармане - не шиша! До чего ж мне, братцы, худо! Скоро я уйду отсюда и покину здешний мир, что столь злобен, глуп и сир. *** Ложь и злоба миром правят. Совесть душат, правду травят, мертв закон, убита честь, непотребных дел не счесть. Заперты, закрыты двери доброте, любви и вере. Мудрость учит в наши дни: укради и обмани! Друг в беде бросает друга, на супруга врет супруга, и торгует братом брат. Вот какой царит разврат! "Выдь-ка, милый, на дорожку, я тебе подставлю ножку", - ухмыляется ханжа, нож за пазухой держа. Что за времечко такое! Ни порядка, ни покоя, и Господень Сын у нас вновь распят, - в который раз!
Второй великий вагантский поэт известен только по прозвищу Ахипиита Кельнский, поэт поэтов. Этот не столь мрачен, а наоборот, бравирует легкостью, иронией, блеском.
Любое стихотворение Архипиита умеет неожиданно закруглить самой конкретной попрошайной, причем делает это с вызовом. Он - человек более светский, нежели иные ваганты. Известно, что Архипиита почти что состоял при дворе императора Фридриха Барбароссы, значит, родился где-то между 1130-1140 гг., умер же вскоре после 1165-го от чахотки. Одно из его стихотворений, "Исповедь", стало самым популярным вагантским стихотворением в Европе.
С чувством жгучего стыда я, чей грех безмерен, покаяние свое огласить намерен. Был я молод, был я глуп, был я легковерен, в наслаждениях мирских часто неумерен. Человеку нужен дом, словно камень прочный, а меня судьба несла, что ручей проточный, влек меня бродяжий дух, вольный дух порочный, гнал, как гонит ураган листик одиночный <...> Я унылую тоску ненавидел сроду, но зато предпочитал радость и свободу и Венере был готов жизнь отдать в угоду, потому что для меня девки - слаще меду! Не хотел я с юных дней маяться в заботе - для спасения души, позабыв о плоти. Закружившись во хмелю, как в водовороте, я вещал, что в небесах благ не обретете! <...> Разве можно в кандалы заковать природу? Разве можно превратить юношу в колоду? Разве кутаются в плащ в теплую погоду? Разве может пить школяр не вино, а воду?! Ах, когда б я в Кельне был не архипиитом, а Тезеевым сынком - скромным Ипполитом, все равно бы я примкнул к здешним волокитам, отличаясь от других волчьим аппетитом. За картежною игрой провожу я ночки и встаю из-за стола, скажем, без сорочки. Все продуто до гроша! Пусто в кошелечке. Но в душе моей звенят золотые строчки. Эти песни мне всего на земле дороже: то бросает в жар от них, то - озноб по коже. Пусть в харчевне я помру, но на смертном ложе над поэтом-школяром смилуйся, о Боже! Существуют на земле всякие поэты: те залезли, что кроты, в норы-кабинеты. Как убийственно скучны их стихи-обеты, их молитвы, что огнем чувства не согреты <...> Для меня стихи - вино! Пью единым духом! Я бездарен, как чурбан, если в глотке сухо. Не могу я сочинять на пустое брюхо. Но Овидием себе я кажусь под мухой. Эх, друзья мои, друзья! Ведь под этим небом жив на свете человек не единым хлебом. Значит, выпьем, вопреки лицемерным требам, в дружбе с песней и вином, с Бахусом и Фебом... Надо исповедь сию завершить, пожалуй. Милосердие свое мне, Господь, пожалуй. Всемогущий, не отринь просьбы запоздалой! Снисходительность яви, добротой побалуй. Отпусти грехи, Отец, блудному сыночку. Не спеши его казнить - дай ему отсрочку. Но прерви его стихов длинную цепочку, ведь иначе он никак не поставит точку.
Третий классик вагантской поэзии, Вальтер Шатильонский, был почти сверстником Архипииты, но намного его пережил, работая при дворе Генриха II Плантагенета, короля Англии и половины Франции. Родом Вальтер был из Лилля, а Шатильонским (местечко между Шампанью и Бургундией) стал потому, что там тоже много жил и работал. Там он создал знаменитую поэму в 10 книгах "Александриада" - шедевр европейского гуманизма XII в. В награду за нее получил место каноника в Амьене, где и провел последние двадцать лет жизни. Громадный успех имели его вагантские стихи, хотя образ его жизни, конечно, для вагантов совсем не типичный. И поскольку он не был ни бедняком, ни бродягой, то и основной его темой стало не попрошайничанье, но обличение нравов.
Если Примаса легче всего представить себе читающим стихи в таверне, Архипииту - при дворе Фридриха, то Вальтера - на проповеднической кафедре. Он - самый литературный из всех вагантов, он обожал пастораль и отлично знал ее классические образцы. Но я приведу здесь фрагмент его обличительных стихов:
Я, недужный средь недужных И ненужный средь ненужных, Всем, от вьюжных стран до южных Глас посланий шлю окружных: Плачьте, плачьте, верные - Церкви нашей скверные Слуги лицемерные С Господом не дружны! Кто, прельщенный звоном денег, Иль диакон, иль священник, Утопая в приношеньях, Погрязая в прегрешеньях, В путь идет заказанный, Симоном указанный, - Тот, да будет сказано, - Гиезит-мошенник <...> Кто подвержен этой страсти, Тот не пастырь ни отчасти: Он не властен и во власти, Он покорен сладострастью. Алчная пиявица, Как жена-красавица, Папским слугам нравится, К нашему несчастью <...>
Три поэта - как бы три хронологических и три социальных ступени вагантского творчества. Далее, в XIII в., бродячий клирик постепенно превращается в важного прелата, однако стихи его, если он, конечно, талантлив, становятся достоянием репертуара бродячих певцов.
В общем, ваганты пели об одном и том же, перепевали и перекладывали друг друга. Наиболее знаменитый сборник, представляющий их творчество (около 200 произведений) - это так называемый "Буранский" сборник. Что это такое? Посмотрите на свои общие тетради, где вперемешку записываются задачки по алгебре, химические формулы, наброски сочинений по Достоевскому, английские слова, дружеская переписка на скучных уроках, зарисовочки мордашек хорошеньких соседок и записи для памяти, например: "Завтра сходить в баню", - и вы легко представите себе Буранский сборник и тому подобные старые книги.
Основные особенности вагантской поэзии: латынь, рифма, ритм, иногда двуязычие. Очень часто это изощренные стихи, в которых следует нанизывание длиннейших тирад на одну рифму. По стилю это - смешение библейских текстов и стихов античных поэтов, это пародия, это совмещение благочестивейшего текста и нечестивейшего контекста (или наоборот). В целом же это - поэтика реминисценций. Темы вагантов чаще всего - вино, женщины и песни, ругательство и попрошайничанье. Ну и религия, конечно, весьма, правда, своеобразно поданная.
И еще: ваганты во второй раз в истории породили драматургию. Первый раз она произошла из процессий в честь Диониса, а в этом случае - из церковного богослужения, из литургии, которую ваганты спародировали.
Например, знаменитое "Действо о страстях Господних", представленное в Буранском сборнике, уже включает в себя, помимо литургических диалогов, бытовые и комические эпизоды, те самые, из которых и вышла новая европейская драматургия.
Перепевая римлян, ваганты утеряли весьма существенную вещь - городской быт, которым дышала древняя латынь. Зато поэтически воссоздали быт сельский, и описания природы в их лирике - прямой вклад в общую сокровищницу культуры поэзии средневековья.
Простой, прямой и грубоватый народ, ваганты, в отличие от трубадуров, не склонны к долготерпенью в ожидании благосклонного взгляда Дамы сердца, а легко берут то, что им легко отдается в кабаках и борделях. Что берут, то и поют. Но больше всего любят они поругать мать родную - Церковь, изгнавшую их из своего лона, а заодно и прижимистого крестьянина, вилами гоняющего бродяг от своего дома.
Вот как, например, ваганты пишут о мужиках:
"Боже, иже вечную распрю между клириком и мужиком посеял и всех мужиков господскими холопами содеял, подаждь нам от трудов их питаться, с женами и дочерьми их баловаться и о смертности их вечно веселиться..."
"- Что есть мужик? - Существительное. - Какого рода? - Ослиного: ибо во всех делах и трудах своих он ослу подобен. - Какого вида? - Несовершенного: ибо не имеет он ни образа, ни подобия. - Какого склонения? - Третьего: ибо прежде, чем петух дважды крикнет, мужик уже трижды обгадится..."
Естественно, бюргер платил ваганту той же монетой.
К концу XIII в. вагантское творчество сходит на нет, и причин тому три:
К концу века рассосался тот избыток грамотных людей под воздействием церковных репрессий; с победой теоретиков стало ясно, что ответов на современные вопросы у классиков не найти; многие ваганты вернулись в лоно церкви, многие погибли в междоусобицах и на виселицах.
Вагантство не выдержало конкуренции со свои духовным соперником - монашеством. В 1209 г. миру явился великий проповедник Франциск из Ассизы, в 1216 г. появился орден доминиканцев, и они вместе с францисканцами - монахи без монастырей - оккупировали большие дороги. Вели они себя значительно порядочнее вагантов, разговаривали не на латыни, а на родных языках, и в итоге массой своей отбили у вагантов паству, а с ней и хлеб.
Не выдержало вагантство конкуренции и со своим светским соперником, трубадурами, труверами, миннезингерами. И причина тому - тоже в языке. Слушатель хотел родной речи.
Само слово "ваганты" происходит от латинского "vagari" - бродяжничать. Встречается и другой термин - "голиарды", производное от "Goliath" (здесь: дьявол) и от "gula" - глотка: бродячие дьяволы с широкой глоткой, горлопаны, выпивохи, обжоры, неугомонные проповедникимирских радостей. Но это еще не все: происхождение и значение слова "голиард" имеет несколько версий, и уже одно это говорит о том, что утверждалось оно в борьбе. Лингвисты установили, что это слово может происходить кроме как от латинского корня "гула", что значит "обжора", так и от провансальского "гуалидор" - "обманщик, хитрец". Таким образом, прозвище "голиард" имеет отрицательный смысл и употреблялось противниками вагантов.
Однако ваганты, вынужденные принять это название, перетолковали его по-своему и стали объяснять, что оно образовано от имени героя библейских сказаний великана-филистимлянина Голиафа, один вид которого наводил ужас на целое неприятельское войско. Другие вагантские предания утверждают, что Голиаф - это имя прародителя вагантов, стихотворца и обжоры, который "съедал за одну ночь больше, чем святой Мартин за всю жизнь". Мифическому Голиафу часто приписывались антипапские сочинения самых разных авторов. Надобно сказать, мифология вагантов имела успех, и впоследствии название "голиард" потеряло ругательный смысл и стало простым синонимом "ваганта".
Все произведения вагантов очень музыкальны, они не только обладают своеобразной ритмикой, лиричностью, но и, как считают исследователи, исполнялись под музыку, хотя мелодии до наших дней не дошли, и остается лишь догадываться, какими они были. Известно, что многие из этих произведений писались по образу церковных гимнов, но в то же время они несут в себе черты застольных или народных песен. В песнях вагантов присутствуют восклицания, обращения, очень часто они выглядят как обращение, просьба, жалоба, а иногда это даже диалог. То есть все эти произведения пример живой, устной речи, но заключенной в форму и ритм песни или гимна. Ваганты таким образом насмехались над средневековыми церковными канонами, над фанатичным следованием им, вместо неживой застывшей формы молитвы, когда человек или священник уже сам не понимал, что и зачем он произносит, и почему именно так, а не иначе,
Как убийственно скучны
их стихи-обеты,
их молитвы, что огнем
чувства не согреты.
они выбрали разговор с Богом, взывали к нему, сообщая свои нужды
Сидя в кресле, на заду
натирать мозоли?!
О, избавь меня, господь,
от подобной роли
Причем делали это так, как будто он мог на них обидеться, то есть был живым и чувствующим существом (возможно даже человеком):
Жизнь на свете хороша,
коль душа свободна,
Не прогневайся, господь!
Текстовое поле
Как я уже говорила, ваганты были бродягами, и на "подвиг" бродяжничества их толкали самые разные вещи, а не только поиск достойных учителей, как считают исследователи. Да, ваганты были бродячими студентами или, как их называли тогда, школярами. Нам теперешним тяжело себе представить, как можно беребираться из города в город в поисках учителей, ведь мы знаем только такую систему высших учебных заведений, когда ты являешься студентом только одного из них. Но в те времена все было проще и сложнее одновременно. Все дело в том, что в те времена университеты еще не приобрели ту форму и структуру, с которой мы знакомы сейчас, это был период становления, когда из отдельных школ и системы частных преподавателей вырастала единая мощь университета. Каждый из университетов (а скорее даже город) славился одним или несколькими факультетами, так в Париже был богословский факультет, в Салерно медицинский. Студенты, которые хотели получить образование в разных сферах были вынуждены передвигаться от одного университета к другому.
Все вы слыхали, наверно,
про знаменитый Салерно.
С давних времен и поныне
учатся там медицине
у величайших ученых,
чтоб исцелять обреченных...
"Как бы мне, господи боже,
медиком сделаться тоже?"
И приступил я к ученью,
новому рад увлеченью...
Что, конечно же, не слишком хорошо сказывалось на их материальном благосостоянии. Не будем так же забывать, что срок обучения до получения докторской степени был равен 10 годам
Ну, а теперь - за десять лет
кончают университет,
и в жизнь выходят потому,
не научившись ничему!
Именно про своих друзей-студентов он мог сказать такие слова, а не про родственников. Дальше он рассказывает о печальной судьбе студента:
если на чужбине
я случайно не помру
от своей латыни,
если не сведут с ума
римляне и греки,
сочинившие тома
для библиотеки,
если те профессора,
что студентов учат,
горемыку школяра
насмерть не замучат,
если насмерть не упьюсь
на хмельной пирушке,
обязательно вернусь
к вам, друзья, подружки!
Как мы видим обучение было "тяжелым": студент боится не пережить пьянки с друзьями. Все это выглядит очень смешно, особенно если учитывать при этом все произведения вагантов, в которых говорится об их разгульной студенческой жизни. Но тем не менее и в этом есть доля истины: в том, что касается преподавателей и экзаменов. Как я уже говорила, обучение продолжалось 10 лет до пролчения степени доктора, экзамен по окончании его длился 12 часов с 6 утра до 6 вечера, сменялось 20 оппонентов, при этом студентту не позволяли ни пить, ни есть. Поэтому этот студент во многом прав называя себя "мучеником науки". Хотелось бы добавить также, что языком обучения была латынь, поэтому студенты могли свободно перемещаться из одного университета в другой. Поэтому фраза:
Во французской стороне,
на чужой планете,
предстоит учиться мне
в университете.
Скорее говорит о дальности путешествия, чем о том, что обучение было другим и очень странным.
Текстовое поле
не иметь склонности к стяжанию и богатству.
Кто для ближнего готов
снять с себя рубаху,
восприми наш братский зов,
к нам спеши без страху!
Они говорят, что не важно человек храбрый или нет, но что бы поставить себя вне системы средневекового общества и впрямую противопоставлять себя церкви, нужно уже обладать определенным запасом смелости, поэтому это их утверждение выглядит немного наивным. Скорее речь идет просто о душевных качествах человека, о его характере. Человек должен быть достаточно смел, чтобы всей душой полюбить свободу. Довольно тяжело сказать, что же значила для средневекового человека свобода, и какой она вообще была. Все средневековое общество несвободно по своей сути, но это не негативная характеристика, а его особенность. Несвобода выражается в несении ответственности за свои действия и действия своей группы (корпорации), а также в выполнении своих функций. Мне думается, что ваганты стремясь к свободе, тем самым хотели отказаться от функций и обязательств, возложенных на них. Они создавали новую социальную группу, особенностью которой они считали отсутствие функций и обязательств перед кем-либо (об их стремлении к господствующему положению будет рассказано ниже).
Но свобода - это не только социальное состояние, в первую очередь, оно все таки духовное. Вагант свободен в душе для самостоятельного общения с Богом и вольного творчества,
а свободная душа господу угодна.
Более того, они настолько себя считают свободными от церковной догматики, что могут признать своими братьями и тех людей, которые не являются их единоверцами (несомненно это связано так же и с тем, что многие труды которые они изучали были написаны язычниками-греками, но они восхищались их мудростью, а соответственно прощали им их верования). Довольно смелое утверждение для клириков, не правда ли? Но и внешне - они бродяги, а значит не подчиняются никому и ничему, только временами тем учителям, которых они сами же изберут по причине их мудрости и огромного зания, которое они могут им дать:
Всех искусней в красноречье,
обрати свою к нам речь и
наш рассудок просвети!
Помоги благим советом
цели нам достичь на этом
нами избранном пути.
Возникает вопрос: а как же университетские правила? Если ваганты так стремились к свободе, что они решали в отношении этого вопроса? Все дело в том, что нравы университета были достаточно свободными. "Каждый имел право выступить и без всякого опасения аргументировать свою позицию." В основном то, что регламентировалось университетскими уставами - это правила обучения, сам процесс, а так, как я уже сказала выше, ваганты не были столь сильно заинтересованы в усердном получении знаний, то их это не особенно задевало. Университетская корпорация итак славилась своей свободой и вольностью нравов. Что же касается "избранного пути" вагантов, то здесь речь идет об их выборе интеллектуального труда, ведь в то время это было достаточно ново. "Не божественный дар пророчества, не святость образа жизни (город представлял слишком много соблазнов), а компетентность лежали в основе авторитета. Это было ново." Не материальными результатами труда, а средствами своего ума зарабатывали они себе на жизнь. Если сначала средневековым людям это казалось блажью, не серьезным увлечением какой-либо горстки людей (чаще всего монахов), то постепенно интеллектуалы увеличивают пространство своих действий, приобретают все большее значение и постепенно без них уже не могут обходиться.
Но ваганты остаются верны себе и продолжают делать вид (если смотреть с нашей точки зрения), что они независимы, их не отягощают земные заботы:
Не хотел я с юных дней
маяться в заботе -
для спасения души,
позабыв о плоти.
Это не значит, что он настолько посвятил себя Богу, что забыл о мирской жизни. Наоборот, его жизнь дарована Богом, а значит угодна ему, и вряд ли Он захочет, чтобы школяр влачил ее в посте и молитве. Жизнь нужно прожить весело, саиой жизнью нужно угодить Богу. А отказ от мирских радостей на словах, но тайное следование страстям на деле - то есть, то как делают это священники ему вряд ли понравится. Это греховно. Их жизнь - это веселье и пьянка, и они этого не скрывают. Но они в отличие от служителей церкви не гонятся за богатствами, а живут так, как могут, в бедности зато честно и по совести.
Они не просто живут честно, но и исполняют то, что завещал Бог:
Они помогают таким же сирым и обездоленным, всем, кто нуждается в помощи, но на первом месте это конечно же помощь своим братьям вагантам.
Но какая благодать,
не жалея денег,
другу милому отдать
свой последний пфенниг!
Они во многих своих произведениях взывают к милосердию людей, призывают их быть добрее, ведь только добрый человек может войти в орден вагантов. Они стремятся к тому, чтобы мир был лучше:
все достойны воли,
состраданья и тепла
с целью не напрасной,
а чтоб в мире жизнь была
истинно прекрасной.
Все это мы увидели в стихотворении "Орден вагантов" , которое является своеобразным манифестом, но как это было на самом деле, мы сказать не можем. Было милосердье таковым, как его описывают ваганты или они только хотели, чтоб так было, но в реальных условиях это было невозможно? Мы не знаем этого и возможно не узнаем никогда, так как источниками наших знаний и представлений о вагантах прежде всего является их же поэзия. И если они хотели показать себя милосердными и почитающими Бога, то так они себя и показали. Мы можем только строить предположения, исходя из формальной логки и знания реалий того времени. На мой взгляд, милосердье не было в ходу у вагантов они сами бедствовали и чтобы помочь кому-то еще у них просто могло не оказаться сил и средств. Но кроме того, они опять же противопоставляют себя церкви и черствым священнослужителям, которые обладая огромными богатствами, отказывают в помощи нуждающимся.
К милосердию аббат
паству призывает,
а его бездомный брат
зябнет, изнывает.
Речь идет о "бездомном брате", то есть о священнослужителе, не имеющем места, - о ваганте. Они хотели показать, что отличаются от всех остальных служителей церкви и, даже не обладая средствами, готовы помочь ближнему. Мы опять же сталкиваемся с проблемой выгораживания себя, то есть приписывания лучших качеств, чем было на самом деле, хотя опять же повторюсь, как это было, мы не знаем. Для чего же они себя так приукрашивают? Во-первых, ответ лежит в области психологии: ни один человек не сможет описать себя таковым, какой он есть (здесь свою роль играет субъективизм), и более того никто не будет очернять себя (только если это не является частью какого-либо плана). Во-вторых, люди приписывают себе лучшие качества для поднятия своего авторитета. А ведь, как мы помним, именно авторитет и компетентность лежали в основе особенного отношения к интеллектуалам. То есть все довольно просто: представителям интеллектуальной среды был необходим авторитет и высокое социальное положение, к тому же они обладали наилучшими возможностями для осуществления этого: они владели словом и могли убедить кого угодно. Вот и получается, что свой "трон" они строили сами, своими же творениями прокладывая, облегчая себе путь к созданию новых. Они работали не на кого-то, а в первую очередь на себя.
