Контролируемая глупость November 6th, 2010
продолжение темы
www.youtube.com/watch
Клип делался 14 месяцев, в 42 странах, при участии нескольких тысяч человек... ну а в это время...
www.youtube.com/watch
________________________________________ ________________
Контролируемая глупость...
Понятие «контролируемая глупость» вводит Карлос Кастанеда
.
Априори, все люди глупы и не могут по своей природе воспринимать глубинные слои реальности. Глупость не зависит от образования или воспитания. Однако воин может осознавать свою глупость и контролировать ее. В твоей жизни есть важные вещи, которые имеют для тебя большое значение. Это относится и к большинству твоих действий. У воина - все иначе. Для него больше нет ничего важного - ни вещей, ни событий, ни людей ни явлений, ни действий - ничего. Но все-таки он продолжает жить, потому что обладает волей. Эта воля закалена всей его жизнью и в результате стала целостной и совершенной. И теперь для него не важно, имеет что-то значение или нет. Глупость его жизни контролируется волей. «Контролируемая глупость»
- путь воина
. / Карлос Кастанеда, Отделенная реальность, Книга вторая
http://www.diary.ru/~dyrak/p65358400.htm
Наша беда в том, что мы принимаем себя всерьез,
но взглянув на Человека Знания
любой из нас увидит обычного человека, живущего так же как все, разница лишь в том, что глупость его жизни находится под контролем. Человек Знания так же как все проявляет настойчивость, но только для того, чтобы проявить её должным образом и
действовать с полной отдачей, заведомо зная, что все его действия бесполезны.
Ничто не имеет особого значения, поэтому он просто выбирает какой-то поступок и совершает его. Но совершает так, словно это имеет значение, контролируемая глупость заставляет его говорить, что его действия очень важны и поступать соответственно. В тоже время он прекрасно понимает, что все это не имеет значения. Так что, прекращая действовать, Человек Знания возвращается в состояние покоя и равновесия. Хорошим было его действие или плохим, удалось ли его завершить - до этого ему нет никакого дела. С другой стороны, Человек Знания может вообще не совершать никаких поступков. Тогда он ведет себя так, словно эта относительность имеет для него значение. Так тоже можно, потому что и это будет контролируемая глупость
. / Кое-что о знании толтеков словами Нагваля Дона Хуана Матуса из книг Карлоса Кастанеды
http://belsu.narod.ru/reznik/reznik17.htm
При том, что ничего не является более важным, чем что-либо еще
, Человек знания
выбирает поступок и совершает его так, как если бы последний имел для него значение, но это вовсе не означает, что его поступки никогда не бывают искренними, а лишь действиями актера. Поступки Человека знания всегда искренни, но они лишь действия актера, все что он делает
должно быть контролируемой глупостью.
Это означает, что для него, в действительности, никто и ничто ничего не значат.
Его контролируемая
глупость
заставляет его говорить, что то, что он делает, имеет значение и ты веришь этому, потому что ты думаешь, ты думаешь о жизни, ты не видишь, а он видит, но как только человек научится видеть, он окажется один в мире, где есть только глупость...
/ Сталкинг, Карлос Кастанеда
http://pervievrata.ucoz.ru/publ/24-1-0-54
Сталкинг — техника, описанная в книгах мыслителя эзотерической ориентации и мистика Карлоса Кастанеды и заключающаяся в выслеживании своих чувств и эмоций , конечной целью которой является постоянный и полный контроль над собой . Основная цель сталкинга — обучение тонкому искусству фиксации точки сборки в измененной позиции. Человека, практикующего сталкинг, практически невозможно напугать или удивить, если он этого не хочет . Основные чувства, которые являются целями такого выслеживания: страх, жалость, важность . В ранних книгах Кастанеды сталкинг фигурирует, как контролируемая глупость . ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%82%D0%B0%D 0%BB%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%B3_(%D0%9A%D0%B 0%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%B5%D0%B4%D0%B 0)
О сталкинге . Сталкинг в учении дона Хуана был одним из двух основных способов достижения Свободы и Целостности себя; вторым было искусство сновидения. Все техники, приемы и принципы сталкинга по сути можно разделить на две группы: перепросмотр и все остальное. Перепросмотр в учении дона Хуана был единственной техникой, которая влияла на главное, что нуждается в устранении для достижения Свободы и Целостности, - личность, Я, эго - непосредственно. Выполняя перепросмотр эпизодов своего прошлого, воин забирал обратно "оставленную" в них жизненную энергию, обретая все большую целостность в "здесь и сейчас", а главное - освобождаясь от обусловленностей, образовавшихся в этих эпизодах. И поскольку личность человека есть всего лишь большой клубок обусловленностей , перепросмотр прошлого действительно напрямую ведет воина к Свободе. http://turbo-castaneda.ru/stalking.html
Иными словами, контpолиpуемая
глупость
- это неделание повседневного обыденного поведения в социальной сpеде; пpи этом совеpшенно неважно, является пpактикующий её видящим или нет.
/ Энциклопедия современной эзотерики
ariom.ru/wiki/KontpolipuemajaGlupost/
Заряжаемся позитивом
Симорон — школа (система) игрового психотренинга. Школа направленна на раскрытие врожденной гениальности каждого человека, высвобождение из бесконечного круга проблемных ситуаций и состояний.
ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B8%D0%BC%D 0%BE%D1%80%D0%BE%D0%BDПеред лицом смерти всё, что мы делаем, является глупостью.
Топик для тех, кому кажется, что Методисты с кем-то спорят и пытаются что-то своё доказать:)))
Хочу заверить всех, что это далеко не так.
Мы практикуем контролируемую глупость:)
Цель практики - сделать людей менее обособленными, а значит более свободными.
Контролируемая глупость
Расскажи, пожалуйста, что это вообще такое – контролируемая глупость.
Дон Хуан громко рассмеялся и звучно хлопнул себя по ляжке сложенной лодочкой ладонью.
Вот это и есть контролируемая глупость, - со смехом воскликнул он и хлопнул ещё раз.
Не понял…
Я рад, что через несколько лет ты, наконец, созрел и удосужился задать этот вопрос. В то же время, если бы ты никогда этого не сделал, мне было бы всё равно. Тем не менее, я выбрал радость, как будто меня в самом деле волнует, спросишь ты или нет. Словно для меня это важнее всего на свете. Понимаешь? Это и есть контролируемая глупость.
Мы оба расхохотались. Я обнимал его за плечи. Объяснение показалось мне замечательным, хотя я так ничего и не понял.
…- По отношению к кому ты практикуешь контролируемую глупость, дон Хуан? – спросил я после продолжительной паузы.
Он усмехнулся.
По отношению ко всем.
Хорошо, тогда давай иначе. Как ты выбираешь, когда следует практиковать контролируемую глупость, а когда – нет?
Я практикую её всё время.
Тогда я спросил, значит ли это, что он никогда не действует искренне и что все его поступки – лишь актёрская игра.
Мои поступки всегда искренни, - ответил дон Хуан. – И всё же они – не более чем актёрская игра.
Но тогда всё, что ты делаешь, должно быть контролируемой глупостью, - изумился я.
Так и есть, - подтвердил он.
Но этого не может быть! – возразил я. – Не могут все твои действия быть контролируемой глупостью.
А почему бы и нет? – с загадочным видом спросил он.
Это означало бы, что в действительности тебе ни до чего и ни до кого нет дела. Вот я, например. Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе безразлично, стану я Человеком Знания или нет, жив я или умер и что вообще со мной происходит?
Совершенно верно. Меня это абсолютно не интересует. И ты, и Лусио, и любой другой в моей жизни – не более чем объекты для практики контролируемой глупости.
На меня нахлынуло какое-то особое ощущение пустоты. Было ясно, что у дона Хуана действительно нет никаких причин заботиться обо мне. С другой стороны, я почти не сомневался, что его интересую я лично. Иначе он не уделял бы мне столько внимания. А может быть, он сказал так потому, что я действую ему на нервы? В конце концов, у него были на то основания: я же отказался у него учиться.
Я подозреваю, что мы говорим о разных вещах, - сказал я. – Не следовало брать меня в качестве примера. Я хотел сказать – должно быть в мире хоть что-то, к чему ты небезразличен, что не было бы объектом для контролируемой глупости. Не представляю, как можно жить, когда ничто не имеет значения.
Это было бы верно, если бы речь шла о тебе, - сказал он. – Происходящее в мире людей имеет значение для тебя. Но ты спрашивал обо мне, о моей контролируемой глупости. Я и ответил, что все мои действия по отношению к самому себе и к остальным людям – не более чем контролируемая глупость, поскольку нет ничего, что имело бы для меня значение.
Хорошо, но если для тебя больше ничто не имеет значения, то как же ты живёшь, дон Хуан? Ведь это не жизнь.
Он засмеялся, и какое-то время молчал, как бы прикидывая, стоит ли отвечать. Потом встал и пошёл за дом. Я поспешил за ним.
Постой, но ведь я действительно хочу понять! Объясни мне, что ты имеешь в виду.
Пожалуй, объяснения тут безполезны. Это невозможно объяснить, - сказал он. – В твоей жизни есть важные вещи, которые имеют для тебя большое значение. Это относится и к большинству твоих действий. У меня - всё иначе. Для меня больше нет ничего важного – ни вещей, ни событий, ни людей, ни явлений, ни действий – ничего. Но всё-таки я продолжаю жить, потому что обладаю волей. Это воля закалена всей моей жизнью и в результате стала цельной и совершенной. И теперь для меня не важно, имеет что-то значение или нет. Глупость моей жизни контролируется волей.
… Я был совершенно сбит с толку. После длительной паузы я сказал, что некоторые поступки наших ближних всё же имеют решающее значение. Например, ядерная война. Трудно представить более яркий пример. Стереть с лица земли жизнь – что может быть страшнее?
Для тебя это так. Потому что ты думаешь, - сверкнув глазами, сказал дон Хуан. – Ты думаешь о жизни. Но не видишь.
А если б видел – относился бы иначе? – осведомился я.
Научившись видеть, человек обнаруживает, что одинок в мире. Больше нет никого и ничего, кроме той глупости, о которой мы говорим, - загадочно произнёс дон Хуан.
Он помолчал, глядя на меня и как бы оценивая эффект своих слов.
Твои действия, равно как и действия твоих ближних, имеют значение лишь постольку, поскольку ты научился думать, что они важны.
Слово «научился» он выделил какой-то странной интонацией. Я не мог не спросить, что он имеет в виду.
Дон Хуан перестал собирать растения и посмотрел на меня.
Сначала мы учимся обо всём думать, - сказал он. – А потом приучаем глаза смотреть на то, о чём думаем. Человек смотрит на себя и думает, что он очень важен. И начинает чувствовать себя важным. Но потом, научившись видеть, он осознаёт, что не может больше думать о том, на что смотрит. А когда он перестаёт думать о том, на что смотрит, всё становится неважным.
Дон Хуан заметил выражение полнейшего недоумения на моём лице и повторил последнее утверждение трижды, как бы пытаясь заставить меня понять. Несмотря на это, сказанное им поначалу произвело на меня впечатление абсолютной безсмыслицы. Но после обдумывания я решил, что это была сложная формула, имеющая отношение к каким-то аспектам восприятия.
Я попытался сочинить вопрос, который внёс бы ясность, но не мог собраться с мыслями. Внезапно я почувствовал полное изнеможение, и от чёткости мышления не осталось и следа.
Дон Хуан, похоже, это заметил и мягко похлопал меня по плечу.
Почистишь вот эти растения, а потом аккуратно покрошишь их сюда, - сказал он, протянув мне большой кувшин, и куда-то ушёл.
Вернулся он через несколько часов. Уже наступил вечер…
… Я спросил, как насчёт того, чтобы ответить на вопросы.
Что тебя интересует?
Наша сегодняшняя беседа о контролируемой глупости сбила меня с толку, - сказал я. – Я действительно не могу понять что ты имеешь в виду.
И не сможешь. Потому что ты пытаешься об этом думать, а мои слова никак не вяжутся с твоими мыслями.
Я пытаюсь думать, - сказал я, - потому что для меня это единственная возможность понять. И всё-таки, хочешь ли ты сказать, что, как только человек начинает видеть, всё в мире разом теряет ценность?
Разве я говорил «теряет ценность»? Становится не важным, вот что я говорил. Все вещи и явления в мире равнозначны в том смысле, что они одинаково не важны. Вот, скажем, мои действия. Я не могу утверждать, что они – важнее, чем твои. Так же как ни одна вещь не может быть важнее другой. Все явления, вещи, действия имеют одинаковое значение и поэтому не являются чем-то важным.
Тогда я спросил, не считает ли он, что видение «лучше», чем простое «смотрение на вещи». Он ответил, что глаза человека могут выполнять обе функции, и ни одна из них не лучше другой. Приучать же себя только к одному из этих способов восприятия – значит безосновательно ограничивать свои возможности.
Например, чтобы смеяться, нам нужно смотреть, - сказал он. – Всё, что есть в мире смешного, можно уловить только тогда, когда смотришь. Когда человек видит, всё настолько равнозначно, что ничего смешного не может быть.
Уж не хочешь ли ты, дон Хуан, сказать, что видящий не способен смеяться?
Он немного помолчал.
Наверное, есть люди знания, которые никогда не смеются. Впрочем, я таких не знаю. Те, с кем я знаком, не только видят, но и смотрят, поэтому все они могут смеяться.
А может Человек Знания плакать?
Я думаю – да. Наши глаза смотрят, поэтому мы можем смеяться, плакать, веселиться, печалиться или радоваться. Лично мне не нравится быть печальным. Поэтому, когда приходиться сталкиваться с чем-то, что вызывает печаль, я смещаю глаза и начинаю видеть вместо того, чтобы смотреть. Но если попадается что-то забавное, я предпочитаю смотреть и смеяться.
Ага! Тогда твой смех – настоящий. Получается, что смех – это уже не контролируемая глупость.
Знаешь, я с тобой разговариваю отчасти потому, что ты даёшь мне повод посмеяться, - произнёс он. – В пустыне живут грызуны – крысы такие с пушистыми хвостами. Чтобы похозяйничать в запасах других грызунов, они засовывают в их норки свои хвосты. Те пугаются и убегают. Но в тот момент, когда крыса сидит, засунув в чужую норку хвост, её легко поймать. Так и ты – ловишься на своих же вопросах. Не пора ли выбирать? Ведь крысы иногда остаются без хвоста, спасая свою шкуру.
Его сравнение рассмешило меня…
… - Мой смех – настоящий, - сказал дон Хуан. Впрочем, как и всё, что я делаю. Но он же – контролируемая глупость, поскольку безполезен. Он ничего не меняет, но тем не менее я смеюсь.
- Я уже говорил тебе, что наша судьба как людей – учиться, для добра или зла. Я научился видеть, и говорю, что нет ничего, что имело бы значение. Теперь – твоя очередь. Вполне вероятно, что в один прекрасный день ты научишься видеть, и тогда сам узнаешь, что имеет значение, а что – нет. Для меня нет ничего, имеющего значение, но для тебя, возможно, значительным будет всё. Сейчас ты должен понять: Человек Знания живёт действием, а не мыслью, о действии. Он выбирает путь сердца и следует по этому пути. Когда он смотрит, он радуется и смеётся; когда он видит, он знает. Он знает, что жизнь его закончится очень скоро; он знает, что он, как любой другой, не идёт никуда; он знает, что всё равнозначно. У него нет ни чести, ни достоинства, ни семьи, ни имени, ни родины. Есть только жизнь, которую нужно прожить. В таких условиях контролируемая глупость – единственное, что может связывать его с ближними. Поэтому он действует, потеет и отдувается. И взглянув на него, любой увидит обычного человека, живущего так же, как все. Разница лишь в том, что глупость его жизни находится под контролем. Ничто не имеет особого значения, поэтому Человек Знания просто выбирает какой-то поступок и совершает его. Но совершает так, словно это имеет значение. Контролируемая глупость заставляет его говорить, что его действия очень важны, и поступать соответственно. В то же время он прекрасно понимает, что всё это не имеет значения. Так что, прекращая действовать, Человек Знания возвращается в состояние покоя и равновесия. Хорошим было его действие или плохим, удалось ли его завершить, до этого ему нет никакого дела.
С другой стороны, Человек Знания может вообще не совершать никаких поступков. Тогда он ведёт себя так, словно эта относительность имеет для него значение. Так тоже можно, потому что и это будет контролируемая глупость.
В длинных и путаных выражениях я попытался объяснить дону Хуану, что меня интересуют мотивы, заставляющие Человека Знания действовать определённым образом вопреки пониманию того, что ничто не имеет значения.
Усмехнувшись, он ответил:
Ты думаешь о своих действиях, поэтому тебе необходимо верить, что действия эти важны настолько, насколько ты их таковыми считаешь. Но в действительности из всего, что человек делает, нет ничего, что имело бы значение. Ничего! Но как я тогда могу жить? Ведь ты об этом спрашивал? Проще было бы умереть; ты так говоришь и считаешь, потому что думаешь о жизни. Как, например, думаешь сейчас, на что похоже видение. Ты требуешь от меня описания. Такого, которое позволило бы тебе об этом думать, как ты думаешь обо всём остальном. Но в случае видения думать вообще невозможно. Поэтому мне никогда не удастся объяснить тебе, что это такое. Теперь по поводу моей контролируемой глупости. Ты хочешь услышать о причинах, которые побуждают меня действовать именно так, но я могу сказать лишь одно – контролируемая глупость очень похожа на видение. Ни о том, ни о другом думать невозможно.
…Суп был слишком горячим, чтобы пить его прямо из миски, и, пока он остывал, я спросил у дона Хуана, означает ли контролируемая глупость то, что Человек Знания никогда не может любить.
Дон Хуан перестал есть и расхохотался.
Ты слишком озабочен тем, чтобы любить людей, и тем, чтобы тебя любили. Человек Знания любит, и всё. Он любит всех, кто ему нравится, и всё, что ему по душе, но он использует свою контролируемую глупость, чтобы не заботиться об этом. Что полностью противоположно тому, чем сейчас занимаешься ты. Людей любить или быть любимым ими – это ещё далеко не всё, что доступно человеку.
Подумай об этом…
Карлос Кастанеда. Отдельная Реальность.
Долго рассказывать о том, что такое контролируемая глупость не имеет никакого смысла. Это уже сделал Карлос Кастанеда. Сам же он был сторонником феноменологии, основные постулаты которой и изложил в своих книгах. Контролируемая глупость - это часть сталкинга.
Сталкинг - это часть практической работы с собой. Работа с собой проводится во имя превращения абстрактных целей (свобода) в утилитарные цели (достижение свободы).
Чем контролируемая глупость отличается от повседневной? Это метод проломить заслон своего эго, разбить картину мира, сделать её более пластичной. А просто глупость - это лишь кирпичи. Пока мы не привнесём творческий замысел - это строительный материал. Построить можно, что угодно. Не вина кирпичей в том, что из них строят обычные здания и сооружения. Можно было бы строить и волшебные.
Практика контролируемой глупости не нужна в отрыве от общей системы сталкинга. Никогда не практикуйте контролируемую глупость без причины. «Типа как бы» - попробовать. Зачем пробовать меч, если вы не собираетесь быть воином? Так и порезаться не долго…
Шутки это рисковые. Это вообще не шутки. Если вы понимаете, зачем делаете мир пластичным - делайте. Иначе получится неприятная ситуация. Коты в трамваях уже поедут самостоятельно, чайники уже начнут читать вам Гомера, а сублимировать всё это богатство для последующих шагов может и не выйдет.
По степени воздействия контролируемую глупость можно сравнить с психотропными веществами. Разница лишь в том, что те действует сразу и определённое время. А практика контролируемой глупости может длиться пару часов, а может - хоть пару лет. Эффект может наступить в любой момент. Смотря какой сценарий, какой тип психики у практикующего.
Если же вы понимаете, что делаете, зачем - могу подкинуть сценариев и предложить занимательную стратегию.
Сценарий первый. Похороны умершей вещи
Мёртвые вещи
Посмотрите вокруг себя. Все ли вещи ещё живы? Вполне возможно, что какие-то уже умерли. Может быть - это какая-то чайная чашка, или предмет туалета? Нет, не в том дело, что они перестали вам нравиться. А просто умерли. Если вещь умерла - зачем она среди живых? Её впору похоронить. Конечно, не нужно делать из этого культа… Но может быть уже сдох какой-то телефон? Или откинулся фен для волос?Выбор места захоронения
Хоронить вещь озираясь на прохожих во дворе своего дома - тоже подвиг. Но в таком подходе есть один недостаток. Очень уж всё быстро… Взял, похоронил, вернулся, помыл руки… Тоже мне - сталкинг сталкеров. Да и задача наша - работа с собой, а не с любопытным соседом, который посмотрит с удивлением.Поэтому мы должны выбрать место захоронения подальше. Можно воспользоваться картами Google, или купить топографическую. Правильные похороны умершей вещи проводятся километрах в 40 от места пребывания сталкера. Лучше всего - далеко за городом. Этот сталкинг нельзя делать наспех: вздохнул, зажмурился, побежал, похоронил, прибежал. Нет. Маршрут следования к месту захоронения должен включать в себя передвижение на автобусе и электричке, в нём должен быть пеший участок. Только это не прогулка. Вы потом сами поймёте, куда попадёте. Там не гуляют, там перемещаются перебежками…
Итак, мы выбрали место, где похороним умершую вещь. Поняли, как туда добраться.
Сборы на похороны
Собираться как совсем уж на войну не нужно. Постарайтесь ограничиться сапёрной лопаткой, рюкзачком, спортивным костюмом. В рюкзачок положите немного сала или консервов. В пути может случиться всякое. Возьмите с собой немного денег, флягу. Спиртное не берите. Эти похороны обходятся без поминок.В пути
Обязательно внимательно смотрите вокруг и отмечайте всё, что будет происходить. Каждый пустяк может заставить вас свернуть с маршрута. Не упорствуйте. К примеру, если вы хотели доехать до места на электричке, а вдруг появился таксист «ехать нада» - хорошо подумайте, прежде чем отказаться от его услуг. Ведите себя так, будто бы вы разведчик в чужой стране. По секрету скажу, что вы и будете в чужой стране. Как только вы выходите из дома, вы уже не дома. Это один из базовых принципов феноменологии.Надеюсь, вам хватило догадливости выбрать место так, чтобы нужно было к нему достаточно долго идти по лесу или пустырю. Идите осторожно. Если что-то читали про походку силы и прочее - выкидывайте всё это из головы. Чем ближе к месту - тем осторожнее нужно быть. Не привлекайте к себе никакого внимания. Никакого цирка!
Похороны
Речь над могилой читать не надо. Не большевика хороним. Могилку копайте в рост и глубину вещи. Вообще, сапёрную лопатку лучше купить загодя. Совком хоронить не тот эффект, а ножом копать – как-то затруднительно. Обязательно сделайте могильный холмик. Вы же не закапываете вещь, а хороните. Памятник лучше не ставить. Меньше культов, больше внутренних переживаний.Возвращение
Вы сразу поймёте, что я не шутил. Добираться, чтобы похоронить вещь проще. Это как в горах. Подняться всегда проще, чем потом спуститься. Всё очень хорошо, только вы на самом деле в 40 км от города, в 60 от дома. У вас мало денег, да и спортивный костюм делает вас каким-то подозрительным.Возвращайтесь спокойно. Попробуйте просто давать себе команды. «Иди прямо!», «Поверни налево», и т. п.
Глупо? Глупо… Вы проконтролировали себя? Ну да… Вернулись же домой. Всё отлично! Это ваш первый серьёзный опыт в практике контролируемой глупости. Дальше будет в 100 раз серьёзнее, а пока это была просто разминка.
Практика с мелким тираном
Итак, мы переходим к боевым операциям. Пускаться в умственные спекуляции - не наш случай. Нас ждёт самая настоящая битва. Настолько настоящая, что земля будет гореть под ногами. Тут я не помощник. Просто имейте в виду, что на войне иногда убивают. Добро пожаловать в сталкинг!Далеко не случайно Карлос Кастанеда писал о том, что Дон Хуан говорил ему - Кастанеде, что мелкие тираны на дороге не валяются . Найти хорошего мелкого тирана не так уж и легко. А создать условия для построения системы активных коммуникаций с ним ещё сложнее. Есть и ещё один усложняющий момент. Битва должна быть настоящей. Очень часто поклонники Кастанеды начинают впадать в ересь. Малейший конфликт на работе - у них уже битва с мелким тираном. Тираном-то может быть и просто ваш начальник. А вот битва - это уже не просто «а я как сказал, как сказал ему» . Битва проводится по стратегии, стратегия строится на принципах. Основной - воин не должен превратиться в мелкого тирана сам. Если он превращается в мелкого тирана - проигрывает битву. Гибель физическая и поражение в битве не совсем то… Воин имеет право даже выйти из боя. Всё же он не камикадзе. Главное не утратить дух.
Тем не менее, тираны появляются. Нужно просто уметь ждать.
Подчеркну, что срок практики не имеет обычного счета времени. Иногда 2-а часа могут быть более яркими и острыми, чем 2-а месяца. Ставку нужно делать на другой ход течения времени.
О битве с мелкими тиранами прочитайте у Кастанеды. Я же лишь опишу типовые случаи их захвата.
1. Случай подкидывает мелкого тирана.
Достаточно простой пример. Человек смотрит товары в гастрономе. Вдруг, перед выходом, на него кидаются работники магазина и требуют пройти в подсобку для проверки карманов. Ого! Какая удача… Не очень крупная рыба, конечно. Хотя, 20% случаев и приносят 80% неприятностей. Их задумка проста. В подсобке окажется охранник, который «найдёт» у покупателя в кармане пачку плавленного сырка «Дружба». И начнётся раскрутка лоха на покрытие им всей недостачи за месяц.
Обычный человек думает, как отделаться. Воин за секунду принимает решение: практиковать или нет. Если ему выгодно (хотя бы для поддержания себя в форме) практиковать, он идёт в бой. Стратегия тут не очень нужна. Момент возник сиюминутно. Главное - тактика.
Настоящая битва должна начаться уже после того, как сотрудники полиции, вызванные по настоянию подозреваемого, подтвердят - «а он чистый». Обычный человек в этом месте радостно уходит домой. Воин только этот момент и считает началом схватки. Тут пустяк переходит в разряд не пустяка. Ведь за всем этим могут стоять крутые ребята. Не просто так бодаться с охранниками и администрацией магазина.
2. Юридический и банальный вариант возникновения тирана. Вдруг небывалую активность начинает проявлять юрист управляющей компании. Он постоянно находит какие-то неуплаты, какие-то долги, требует их погашения. - Здравствуйте, сеньор мелкий тиран. Пора с вами познакомиться. Будем играть в игру? Только, милейший, по моим правилам, - так думает воин. Для сравнения, обычный человек бежит к другим юристам. Кто-то его да поимеет…
3. Тирания кредитной системы.
Это уже повод встретиться с не самыми жирными мелкими тиранами на свете, но довольно упитанными. Следует напомнить, что «мелким» тирана называют не по причине его слабости. В идеале мелкий тиран должен обладать способностью убить воина. Иначе он совсем уж мелкий пукалка. Мелким тиран является только по отношению к Орлу, той силе, что встречает нас после смерти. А так-то он должен быть вполне себе в форме.
Как мы знаем, невозврат кредитов чаще всего связан с коллекторами. Коллекторы уже давно не бандиты, но бывшие сотрудники органов, чаще всего не прошедшие аттестацию и не ставшие полицейскими.
Вот они - тираны. Ваш сталкинг в ваших руках. Не забывайте самое главное. Цель обычного человека в таком случае - выйти из ситуации с наименьшими потерями. Цель воина - победить. Воин не имеет жалости к себе или противникам. Его действия несокрушимы. Он может дать поймать себя на любой провокации, вселить веру в то, что он маленький и запуганный гражданин, сдавать любые фигуры на доске, или наоборот - игнорировать и собирать информацию о противнике. Ничего невозможного нет! Можно столкнуть лбами любые силы, можно выйти на бой лично. Каждый бой воин ведёт так, будто это его последняя битва на земле. Но у него особые эмоции. В них есть место страху. Но страх воина это вибрация не имеющая моральной окраски.
Если вы прямо сейчас составите список всего того, что можно превратить в битву (практику) с мелким тираном, то сами убедитесь в том, что трудность найти тирана очень часто связана с инертностью нашего мышления. На дороге он не валяется. Но жизнь подкидывает их вообще всем людям. Если вы воин, то сразу увидите, что именно она дарит нам постоянно.
И немного про выгоду. В принципе, воин может иметь какую-то меркантильную заинтересованность в исходе битвы. Правда, со сноской на то, что сами интересы воина всегда другие.
Отметим и ещё один немаловажный факт. В битве с мелким тираном нельзя выделить какой-то устраивающий вариант в понимании обычного человека. Вариант победы подсказывает сама структура конфликта. Он может быть только абсолютным. Нужно изучить природу ситуации и понять, что может быть максимальным исходом боя. К примеру, если полем битвы становится суд, то не выгодное для себя решение суда, а победа от встречного иска. Если бой будет происходить в ходе сходняка, то только удовлетворение максимальных требований со своей стороны. Если битва переходит в физическую стадию, то только уничтожение врага. Напомню, как Дон Хуан победил управляющего гасиенды. Жеребец лягнул тирана так, что тут умер. И не нужно думать, что Мексика 19-го века это другая страна. Вы в Мексике 19-го века с того момента, как внутренне согласились на начало боя.
Это верно даже для поединка на бытовом уровне. Банальный бытовой конфликт, превращённый в битву с мелким тираном можно считать решенным только в случае, если противник получил такую эмоциональную и энергетическую трансформацию, что с гарантией не сможет уже ничего предпринять.
Битва с мелким тираном всегда спонтанна, и всегда планомерна.
Второй сценарий я не могу расписать по шагам. Это всё слишком серьёзно… Конструируйте ситуацию сами.
Сценарий третий. Другая жизнь
Именно в таком контексте это не встречалось никогда. Вряд ли я первый придумал такой сценарий контролируемой глупости. Но вот так, чтобы его кто-то подробно расписал - не встречал. Полное проигрывание этого сценария может занять 3-4 года. Это длительная и головокружительная практика.Давайте попросим кого-то рассказать о себе в гражданском ключе. «Я - Сидоров, кассир», или «Меня зовут Пётр Сидоров, я работаю системным администратором», «Сидоров, сотрудник ГИБДД», «По фамилии - Сидоров, по части акций работаю»… Отлично. И вот наша задача сделать совершенно другого Сидорова. Сидоров – это вы. И вы должны стать совершенно другим.
Вы сейчас живёте здесь, работаете в этой фирме? Так вот - уже через год вы работаете совершенно в другом месте и занимаете никак логически не связанную с настоящей должность. Это не тот случай, когда вам предложено будет осуществление мечты, или достижение каких-то результатов. Сама цель - просто, тотально, не ожидая наград и выгоды - стать другим. Вся фишка в том, чтобы получить возможность сказать о себе другое. От вас будет требоваться безукоризненно выполнять свою новую работу и быть примерным членом общества.
Есть версия, что примерно так поступили Карлос Кастанеда и Ла Горда. Они купили какую-то закусочную на границе США и Мексики, в течение 4 лет делали гамбургеры для водителей-дальнобойщиков. При этом закусочная стала достаточно популярной. Водилам нравилась стряпня Ла Горды и услужливость Карлоса, который изображал из себя легального эмигранта из Венесуэлы.
Как уже было отмечено выше, воин имеет право на некоторые «трофеи». Может новая личина вам даже будет в кайф. Ну что же… Главное, не забывайте – вы воин. Иначе вы проиграете свою битву. Вообще менять кожу приятно. Само это уже становится «трофеем». В этом есть какой-то особый кайф, который испытывают все живые существа в момент трансформации. Главное - ничего не перепутайте.
Давайте по шагам.
- Вы практикуете сталкинг. Да? Это не рекомендуется делать просто так. Значит у вас уже сформирована шкала ценностей воина, мага, человека знания.
- Вы понимаете преимущество равности. Инженер ничем не лучше столяра, а столяр не может быть более знающим магом только из-за того, что столяр, а не журналист или гавночист. И наоборот…
- Вы совершенно спонтанно выбираете себе новую шкуру. Хоть пивбар на Дерибасовской вы откроете, хоть курьером устроитесь.
- Вы меняете максимум. Место жительства, включая город, работу, сам вид деятельности. Не был программистом в ООО «Суперкомпания», стал программистом в ООО «Крутькомпания», а был программистом, стал чиновником, был чиновником, стал рабочим по благоустройству газонов. Всё меняете. Одежду, библиотеку. Можно только оставить компьютер, чтобы была возможность отписать сюда о результатах эксперимента.
- Вы выполняете новую миссию максимально эффективно.
- Наслаждаетесь вибрацией, которую только может получить человек, который так легко меняет свою историю, начиная от настоящего момента.
- Продолжаете свои замечательные практики.
Но, если вы пишете книгу, продолжайте её писать. От этого отказываться не стоит.
Обратим внимание на два ключевых момента. Контролируемая глупость неразрывна с другими аспектами сталкинга. Битва с мелким тираном и смена роли являются частью общей работы воина в жизни, которая может строиться на базовых принципах контролируемой глупости.
Иллюстрация: Corbis/Fotosa.ru
Расскажи, пожалуйста, что это вообще такое – контролируемая глупость.
Дон Хуан громко рассмеялся и звучно хлопнул себя по ляжке сложенной лодочкой ладонью.
Вот это и есть контролируемая глупость, - со смехом воскликнул он и хлопнул ещё раз.
Не понял…
Я рад, что через несколько лет ты, наконец, созрел и удосужился задать этот вопрос. В то же время, если бы ты никогда этого не сделал, мне было бы всё равно. Тем не менее, я выбрал радость, как будто меня в самом деле волнует, спросишь ты или нет. Словно для меня это важнее всего на свете. Понимаешь? Это и есть контролируемая глупость.
Мы оба расхохотались. Я обнимал его за плечи. Объяснение показалось мне замечательным, хотя я так ничего и не понял.
…- По отношению к кому ты практикуешь контролируемую глупость, дон Хуан? – спросил я после продолжительной паузы.
Он усмехнулся.
По отношению ко всем.
Хорошо, тогда давай иначе. Как ты выбираешь, когда следует практиковать контролируемую глупость, а когда – нет?
Я практикую её всё время.
Тогда я спросил, значит ли это, что он никогда не действует искренне и что все его поступки – лишь актёрская игра.
Мои поступки всегда искренни, - ответил дон Хуан. – И всё же они – не более чем актёрская игра.
Но тогда всё, что ты делаешь, должно быть контролируемой глупостью, - изумился я.
Так и есть, - подтвердил он.
Но этого не может быть! – возразил я. – Не могут все твои действия быть контролируемой глупостью.
А почему бы и нет? – с загадочным видом спросил он.
Это означало бы, что в действительности тебе ни до чего и ни до кого нет дела. Вот я, например. Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе безразлично, стану я Человеком Знания или нет, жив я или умер и что вообще со мной происходит?
Совершенно верно. Меня это абсолютно не интересует. И ты, и Лусио, и любой другой в моей жизни – не более чем объекты для практики контролируемой глупости.
На меня нахлынуло какое-то особое ощущение пустоты. Было ясно, что у дона Хуана действительно нет никаких причин заботиться обо мне. С другой стороны, я почти не сомневался, что его интересую я лично. Иначе он не уделял бы мне столько внимания. А может быть, он сказал так потому, что я действую ему на нервы? В конце концов, у него были на то основания: я же отказался у него учиться.
Я подозреваю, что мы говорим о разных вещах, - сказал я. – Не следовало брать меня в качестве примера. Я хотел сказать – должно быть в мире хоть что-то, к чему ты небезразличен, что не было бы объектом для контролируемой глупости. Не представляю, как можно жить, когда ничто не имеет значения.
Это было бы верно, если бы речь шла о тебе, - сказал он. – Происходящее в мире людей имеет значение для тебя. Но ты спрашивал обо мне, о моей контролируемой глупости. Я и ответил, что все мои действия по отношению к самому себе и к остальным людям – не более чем контролируемая глупость, поскольку нет ничего, что имело бы для меня значение.
Хорошо, но если для тебя больше ничто не имеет значения, то как же ты живёшь, дон Хуан? Ведь это не жизнь.
Он засмеялся, и какое-то время молчал, как бы прикидывая, стоит ли отвечать. Потом встал и пошёл за дом. Я поспешил за ним.
Постой, но ведь я действительно хочу понять! Объясни мне, что ты имеешь в виду.
Пожалуй, объяснения тут безполезны. Это невозможно объяснить, - сказал он. – В твоей жизни есть важные вещи, которые имеют для тебя большое значение. Это относится и к большинству твоих действий. У меня - всё иначе. Для меня больше нет ничего важного – ни вещей, ни событий, ни людей, ни явлений, ни действий – ничего. Но всё-таки я продолжаю жить, потому что обладаю волей. Это воля закалена всей моей жизнью и в результате стала цельной и совершенной. И теперь для меня не важно, имеет что-то значение или нет. Глупость моей жизни контролируется волей.
… Я был совершенно сбит с толку. После длительной паузы я сказал, что некоторые поступки наших ближних всё же имеют решающее значение. Например, ядерная война. Трудно представить более яркий пример. Стереть с лица земли жизнь – что может быть страшнее?
Для тебя это так. Потому что ты думаешь, - сверкнув глазами, сказал дон Хуан. – Ты думаешь о жизни. Но не видишь.
А если б видел – относился бы иначе? – осведомился я.
Научившись видеть, человек обнаруживает, что одинок в мире. Больше нет никого и ничего, кроме той глупости, о которой мы говорим, - загадочно произнёс дон Хуан.
Он помолчал, глядя на меня и как бы оценивая эффект своих слов.
Твои действия, равно как и действия твоих ближних, имеют значение лишь постольку, поскольку ты научился думать, что они важны.
Слово «научился» он выделил какой-то странной интонацией. Я не мог не спросить, что он имеет в виду.
Дон Хуан перестал собирать растения и посмотрел на меня.
Сначала мы учимся обо всём думать, - сказал он. – А потом приучаем глаза смотреть на то, о чём думаем. Человек смотрит на себя и думает, что он очень важен. И начинает чувствовать себя важным. Но потом, научившись видеть, он осознаёт, что не может больше думать о том, на что смотрит. А когда он перестаёт думать о том, на что смотрит, всё становится неважным.
Дон Хуан заметил выражение полнейшего недоумения на моём лице и повторил последнее утверждение трижды, как бы пытаясь заставить меня понять. Несмотря на это, сказанное им поначалу произвело на меня впечатление абсолютной безсмыслицы. Но после обдумывания я решил, что это была сложная формула, имеющая отношение к каким-то аспектам восприятия.
Я попытался сочинить вопрос, который внёс бы ясность, но не мог собраться с мыслями. Внезапно я почувствовал полное изнеможение, и от чёткости мышления не осталось и следа.
Дон Хуан, похоже, это заметил и мягко похлопал меня по плечу.
Почистишь вот эти растения, а потом аккуратно покрошишь их сюда, - сказал он, протянув мне большой кувшин, и куда-то ушёл.
Вернулся он через несколько часов. Уже наступил вечер…
… Я спросил, как насчёт того, чтобы ответить на вопросы.
Что тебя интересует?
Наша сегодняшняя беседа о контролируемой глупости сбила меня с толку, - сказал я. – Я действительно не могу понять что ты имеешь в виду.
И не сможешь. Потому что ты пытаешься об этом думать, а мои слова никак не вяжутся с твоими мыслями.
Я пытаюсь думать, - сказал я, - потому что для меня это единственная возможность понять. И всё-таки, хочешь ли ты сказать, что, как только человек начинает видеть, всё в мире разом теряет ценность?
Разве я говорил «теряет ценность»? Становится не важным, вот что я говорил. Все вещи и явления в мире равнозначны в том смысле, что они одинаково не важны. Вот, скажем, мои действия. Я не могу утверждать, что они – важнее, чем твои. Так же как ни одна вещь не может быть важнее другой. Все явления, вещи, действия имеют одинаковое значение и поэтому не являются чем-то важным.
Тогда я спросил, не считает ли он, что видение «лучше», чем простое «смотрение на вещи». Он ответил, что глаза человека могут выполнять обе функции, и ни одна из них не лучше другой. Приучать же себя только к одному из этих способов восприятия – значит безосновательно ограничивать свои возможности.
Например, чтобы смеяться, нам нужно смотреть, - сказал он. – Всё, что есть в мире смешного, можно уловить только тогда, когда смотришь. Когда человек видит, всё настолько равнозначно, что ничего смешного не может быть.
Уж не хочешь ли ты, дон Хуан, сказать, что видящий не способен смеяться?
Он немного помолчал.
Наверное, есть люди знания, которые никогда не смеются. Впрочем, я таких не знаю. Те, с кем я знаком, не только видят, но и смотрят, поэтому все они могут смеяться.
А может Человек Знания плакать?
Я думаю – да. Наши глаза смотрят, поэтому мы можем смеяться, плакать, веселиться, печалиться или радоваться. Лично мне не нравится быть печальным. Поэтому, когда приходиться сталкиваться с чем-то, что вызывает печаль, я смещаю глаза и начинаю видеть вместо того, чтобы смотреть. Но если попадается что-то забавное, я предпочитаю смотреть и смеяться.
Ага! Тогда твой смех – настоящий. Получается, что смех – это уже не контролируемая глупость.
Знаешь, я с тобой разговариваю отчасти потому, что ты даёшь мне повод посмеяться, - произнёс он. – В пустыне живут грызуны – крысы такие с пушистыми хвостами. Чтобы похозяйничать в запасах других грызунов, они засовывают в их норки свои хвосты. Те пугаются и убегают. Но в тот момент, когда крыса сидит, засунув в чужую норку хвост, её легко поймать. Так и ты – ловишься на своих же вопросах. Не пора ли выбирать? Ведь крысы иногда остаются без хвоста, спасая свою шкуру.
Его сравнение рассмешило меня…
… - Мой смех – настоящий, - сказал дон Хуан. Впрочем, как и всё, что я делаю. Но он же – контролируемая глупость, поскольку безполезен. Он ничего не меняет, но тем не менее я смеюсь.
Но, насколько я понимаю, дон Хуан, твой смех не безполезен. Он делает тебя счастливым.
Нет. Я счастлив от того, что смотрю на вещи, делающие меня счастливыми, а потом уже глаза схватывают их забавные стороны, и я смеюсь. Я говорил тебе это много раз. Чтобы быть на высоте, всегда надо выбирать путь, подсказанный сердцем. Может быть, для кого-то это будет означать всегда смеяться.
Я решил, что он имеет в виду противоположность смеха и плача или хотя бы то, что плач – это действие, которое нас ослабляет. Но дон Хуан заявил, что никакого принципиального различия нет. Просто ему лично больше подходит смех, потому что, когда он смеётся, тело его чувствует себя лучше, чем когда он плачет.
Тогда я заметил, что равнозначности здесь нет, поскольку есть предпочтение. Если он предпочитает смеяться, а не плакать, то смех – важнее.
Но он упрямо твердил, что его предпочтение ничего не значит, они равноценны. Я заявил, что, доводя наш спор до логического конца, можно сказать: «Если всё равнозначно, то почему бы не выбрать смерть?».
Иногда Человек Знания так и поступает, - сказал дон Хуан. – И однажды он может просто исчезнуть. В таких случаях люди обычно думают, что его за что-то убили. А он просто выбрал смерть, потому что для него это не имело значения. Я выбрал жизнь. И смех. Причём вовсе не оттого, что это важно, а потому, что такова склонность моей натуры. Я говорю «выбрал», потому что вижу. Но на самом деле выбрал не я. Моя воля заставляет меня жить вопреки тому, что я вижу в мире. Ты сейчас не можешь меня понять из-за своей привычки думать так, как ты смотришь.
Последняя фраза меня заинтересовала. Я спросил, что он имеет в виду.
Дон Хуан несколько раз дословно повторил её, а потом объяснил, что, говоря «думать», имеет в виду устойчивые, постоянные понятия, которые есть у нас обо всём в мире. Он сказал, что видение избавляет от привычки к ним. Но пока я не научусь видеть, мне не удастся понять, о чём идёт речь.
Но если ничто не имеет значения, дон Хуан, то с какой стати должно иметь значение, научусь я видеть или нет?
Я уже говорил тебе, что наша судьба как людей – учиться, для добра или зла. Я научился видеть, и говорю, что нет ничего, что имело бы значение. Теперь – твоя очередь. Вполне вероятно, что в один прекрасный день ты научишься видеть, и тогда сам узнаешь, что имеет значение, а что – нет. Для меня нет ничего, имеющего значение, но для тебя, возможно, значительным будет всё. Сейчас ты должен понять: Человек Знания живёт действием, а не мыслью, о действии. Он выбирает путь сердца и следует по этому пути. Когда он смотрит, он радуется и смеётся; когда он видит, он знает. Он знает, что жизнь его закончится очень скоро; он знает, что он, как любой другой, не идёт никуда; он знает, что всё равнозначно. У него нет ни чести, ни достоинства, ни семьи, ни имени, ни родины. Есть только жизнь, которую нужно прожить. В таких условиях контролируемая глупость – единственное, что может связывать его с ближними. Поэтому он действует, потеет и отдувается. И взглянув на него, любой увидит обычного человека, живущего так же, как все. Разница лишь в том, что глупость его жизни находится под контролем. Ничто не имеет особого значения, поэтому Человек Знания просто выбирает какой-то поступок и совершает его. Но совершает так, словно это имеет значение. Контролируемая глупость заставляет его говорить, что его действия очень важны, и поступать соответственно. В то же время он прекрасно понимает, что всё это не имеет значения. Так что, прекращая действовать, Человек Знания возвращается в состояние покоя и равновесия. Хорошим было его действие или плохим, удалось ли его завершить, до этого ему нет никакого дела.
С другой стороны, Человек Знания может вообще не совершать никаких поступков. Тогда он ведёт себя так, словно эта относительность имеет для него значение. Так тоже можно, потому что и это будет контролируемая глупость.
В длинных и путаных выражениях я попытался объяснить дону Хуану, что меня интересуют мотивы, заставляющие Человека Знания действовать определённым образом вопреки пониманию того, что ничто не имеет значения.
Усмехнувшись, он ответил:
Ты думаешь о своих действиях, поэтому тебе необходимо верить, что действия эти важны настолько, насколько ты их таковыми считаешь. Но в действительности из всего, что человек делает, нет ничего, что имело бы значение. Ничего! Но как я тогда могу жить? Ведь ты об этом спрашивал? Проще было бы умереть; ты так говоришь и считаешь, потому что думаешь о жизни. Как, например, думаешь сейчас, на что похоже видение. Ты требуешь от меня описания. Такого, которое позволило бы тебе об этом думать, как ты думаешь обо всём остальном. Но в случае видения думать вообще невозможно. Поэтому мне никогда не удастся объяснить тебе, что это такое. Теперь по поводу моей контролируемой глупости. Ты хочешь услышать о причинах, которые побуждают меня действовать именно так, но я могу сказать лишь одно – контролируемая глупость очень похожа на видение. Ни о том, ни о другом думать невозможно.
Дон Хуан зевнул, лёг на спину и потянулся, хрустнув суставами.
Ты слишком долго отсутствовал, - сказал он, - и ты слишком много думаешь.
Он встал и направился в густой чаппараль за домом. Я остался сидеть у огня, подбрасывая хворост, чтобы варево в кастрюле кипело…
Из нашего разговора в голове осталось только одно – дону Хуану нет до меня никакого дела. Это не давало мне покоя. Столько лет я ему верил! Если б не эта вера, меня бы давно уже парализовало от страха при встрече с тем, чему он меня учил. В основе этой веры была твёрдая убеждённость в том, что дон Хуан заботиться лично обо мне. Где-то в глубине души я всегда его побаивался, но страх этот мне удавалось подавить благодаря глубокой вере. Теперь он сам полностью разрушил основу, на которой строилось моё к нему отношение. Мне не на что было опереться. Я чувствовал себя совершенно беспомощным.
Меня охватило какое-то странное беспокойство. Я вскочил и начал возбуждённо ходить возле очага. Дон Хуан не приходил, и я с нетерпением ожидал его возвращения.
Наконец он появился и уселся возле огня. Я выложил ему всё о своих страхах: и то, что не могу менять направление, добравшись до середины потока; и то, что вера в него для меня неотделима от уважения к его образу жизни, который по своей сути рациональнее, вернее, целесообразнее моего; и то, что он загнал меня в угол, ввергнув в ужасающий конфликт, потому что его слова заставляют в корне изменить моё отношение и к нему, и ко всему, что с ним связано. В качестве примера я рассказал дону Хуану одну историю о старом американце, очень образованном и богатом юристе, консерваторе по убеждениям. Этот человек всю жизнь свято верил, что борется за правое дело. В тридцатые годы, когда администрацией Рузвельта были разработаны кардинальные меры по оздоровлению американской экономики, так называемый «новый подход», он оказался полностью втянутым в политическое противостояние. Он был убеждён, что перемены приведут к развалу государства. Отстаивая привычный образ жизни и будучи убеждённым в своей правоте, этот человек яростно ринулся в самую гущу борьбы с тем, что он считал политическим злом. Однако время перемен уже наступило, и волна новых политических и экономических реалий опрокинула его. Десять лет жизни он боролся как на политической арене так и в личной жизни, но Вторая мировая война добила его окончательно и в политическом, и в идеологическом отношении. С чувством горечи он ушёл от дел и забрался в глушь, добровольно обрекая себя на ссылку. Когда я познакомился с ним, ему было уже восемьдесят четыре, он вернулся в родной город, чтобы дожить оставшиеся годы в доме престарелых. Меня удивило, что он жил так долго, учитывая испытываемые на протяжении десятилетий горечь и жалость к себе. Я ему чем-то нравился, и мы часто подолгу беседовали.
Заканчивая разговор, который состоялся у нас перед моим отъездом в Мексику, он сказал:
У меня было достаточно времени, чтобы оглянуться назад и разобраться в происходившем. Главные события моей жизни уже давно стали историей, причём далеко не лучшими её эпизодами. И возможно, что я потратил годы своей жизни в погоне за тем, чего просто не существовало. В последнее время я чувствую, что верил в какой-то пафос. Ради этого не стоило жить. Теперь-то я это знаю. Но потерянных сорока лет не вернуть…
Я сказал дону Хуану, что причиной моего внутреннего конфликта были его слова о контролируемой глупости.
– Если нет ничего, что имело бы значение, - рассуждал я, - то тогда, став Человеком Знания, неизбежно придёшь к такой же опустошенности, как этот старик, и окажешься не в лучшем положении.
Это не так, - возразил дон Хуан. – Твой знакомый одинок, потому что так и умрёт, не умея видеть. В своей жизни он просто состарился, и сейчас у него больше оснований для жалости к себе, чем когда бы то ни было. Он чувствует, что потеряно сорок лет, потому что он жаждал побед, но потерпел поражение. Он так никогда и не узнает, что быть победителем или побеждённым – одно и то же.
Теперь ты боишься меня, потому что я сказал тебе, что ты равнозначен всему остальному. Ты впадаешь в детство. Наша судьба как людей – учиться, и идти к знанию следует так, как идут на войну. Я говорил тебе об этом много раз. К знанию или на войну идут со страхом, с уважением, с сознанием того, куда идут, и с абсолютной уверенностью в себе. В себя ты должен верить, а не в меня!
Ты боишься пустоты, в которую превратилась жизнь твоего знакомого? Но в жизни Человека Знания не может быть пустоты. Его жизнь наполнена до краёв.
Дон Хуан встал и вытянул руки перед собой, как бы ощупывая что-то в воздухе.
Всё заполнено до краёв, - повторил он, - и всё равнозначно. Я не похож на твоего знакомого, который просто состарился. И, утверждая, что ничто не имеет значения, я говорю совсем не о том, что имеет в виду он. Для него его борьба не стоила усилий, потому что он потерпел поражение. Для меня нет ни побед, ни поражений, ни пустоты. Всё заполнено до краёв и всё равно, и моя борьба стоила моих усилий.
Чтобы стать Человеком Знания, нужно быть воином, а не ноющим ребёнком. Бороться не сдаваясь, не жалуясь, не отступая, бороться до тех пор, пока не увидишь. И всё это лишь для того, чтобы понять, что в мире нет ничего, что имело бы значение.
Дон Хуан помешал содержимое кастрюли деревянной ложкой. Суп был готов…
…Суп был слишком горячим, чтобы пить его прямо из миски, и, пока он остывал, я спросил у дона Хуана, означает ли контролируемая глупость то, что Человек Знания никогда не может любить.
Дон Хуан перестал есть и расхохотался.
Ты слишком озабочен тем, чтобы любить людей, и тем, чтобы тебя любили. Человек Знания любит, и всё. Он любит всех, кто ему нравится, и всё, что ему по душе, но он использует свою контролируемую глупость, чтобы не заботиться об этом. Что полностью противоположно тому, чем сейчас занимаешься ты. Людей любить или быть любимым ими – это ещё далеко не всё, что доступно человеку.
Подумай об этом…
Карлос Кастанеда. Отдельная Реальность.
Обыденный человек озабочен важностью, придаёт особые значения себе и всему, что его окружает. Он придаёт неадекватное значение воспринимаемому социуму, интерпретирует его социальными программами, загружающими его сознание чувством невероятной важности и исключительности обыденного существования. Воин ничему не придаёт значений. Он отрешён от иллюзий важности. Видение и осознание равенства вещей останавливает погоню за миражами. Контролируемая глупость – это отрешённость от «я», от мира обыденности и деградации.
«При отсутствии чувства собственной важности единственный способ, позволяющий воину взаимодействовать с социальной средой – это контролируемая глупость».
К. Кастанеда «Дар Орла».
Он не заботится о значении глупости, и не привязывается к отрицанию глупости, и поэтому его действия выглядят так, словно он придаёт значение глупости. Он освобождается от всех значений – в этом его контролируемая глупость.
Внешнее проявление контролируемой глупости выглядит как полная поглощённость обыденностью происходящего, но внутренне воин нейтрален. Воин свободен от придания значения себе и вещам, и свободен от отрицания значений, он свободен от привязанностей и от отрешённости. Контролируемая глупость – это свобода от привязанностей и непривязанность к свободе.
Воин не озабочен привязанностями и отрешённостью. Он одинаково безоценочно относится к утверждению и отрицанию.
«Ничто не имеет особого значения, поэтому воин просто выбирает какой-то поступок и совершает его. Но совершает так, словно это имеет значение. Его контролируемая глупость заставляет его говорить, что его действия очень важны, и поступать соответственно. В то же время он прекрасно понимает, что все это не имеет значения. Так что, прекращая действовать, воин возвращается в состояние покоя и равновесия. Хорошим было его действие или плохим, удалось ли его завершить - до этого ему нет никакого дела».
К. Кастанеда, «Колесо времени».
Воин осознаёт глупость всего происходящего и иллюзорность обыденных значений. Контролируемая глупость отражает осознание иллюзорности эго-значений. Осознавший иллюзорность своего эго, свободен от потребности придавать значение себе и всему окружающему. Контролируемая глупость проявляется в том, что воин свободен от глупости придания значений, равно как он свободен от глупости отрицания значений.
«Воин может вообще не совершать никаких поступков. Тогда он ведет себя так, словно эта пассивность реально имеет для него значение. Он прав и в этом случае, потому что и это тоже контролируемая глупость».
К. Кастанеда, «Отделенная реальность».
Обыденное сознание зациклено на придании значения действиям, исходящим из матрицы тоналя. Посредством контролируемой глупости воин не придаёт значения действиям и не придаёт значения отрицанию действий, его действия отрешены от действий. Контролируемая глупость – это не-делание образа себя, не-делание мира. Воин не отличается от других людей тем, что он делает, но отличается тем, что он не-делает – в этом контролируемая глупость воина. Не-делание – суть контролируемой глупости, стирающее личную историю.
Внутренний диалог продуцирует ментальные элементы, поддерживающие неконтролируемую глупость веры в иллюзию. Контролируемая глупость разрушает обыденную систему интерпретации, программирующую на ограниченное саморефлексивное существование, ослабляет фиксацию на иллюзорной картине мира, описываемой средствами внутреннего диалога, останавливая его. Обычные люди верят в иллюзию, какую им описали, ограничив себя от Силы, они испытывают жалость к себе от иллюзорной слабости, во всём потакая ей. Воин знает, что мир неописуем, он знает свою силу и Силу Реальности, он безжалостен, он совершенствует свой дух.
Используя в социальной среде контролируемую глупость, воин сохраняет абстрагированное состояние во взаимодействии с окружающими. Взаимодействуя с эманациями людей, воин контролирует своё отношение к этому процессу. Он не вовлечён в обыденный мир, и не отвергает его. Воин не уподобляется людям и не отличается от них. Внешне он может казаться заинтересованным во взаимодействии с другими, но внутренне, он не затрагивается происходящим. Обыденные действия он совершает, не погружаясь во всеобщую эмоциональность, стереотипность и индульгирование. Он контролирует глупость обыденных действий, абстрагируясь действием трезвости, осознанности, воли, безупречности.
Контролируемая глупость – это сталкинг, искусство спонтанного, неподвластного логике взаимодействия. Погружение в иллюзии зависимости от эго стимулирует выработку эго-ментальных моделей бесконечной глупости. Видение бесконечной глупости разрушает зависимость от эгоцентрических моделей сознания. Контролируемая глупость разрушает озабоченность обыденной страстью придавать важные значения себе и миру. Воин ориентирован на взаимодействие с эманациями вселенной. Он не затронут бесконечной глупостью, он постигает бесконечную тайну.
«Вещи, которые делают люди, ни при каких условиях не могут быть более важными, чем мир. И, таким образом, воин относится к миру как к бесконечной тайне, а к тому, что делают люди, - как к бесконечной глупости».
К. Кастанеда, «Отдельная реальность».
